Отсутствие жестоких морозов на побережье природа ледяного континента компенсирует сильными ветрами, особенно в Восточной Антарктиде. Известный австралийский полярник Дуглас Моусон, зимовавший в 1912 году на Земле Адели, насчитал за год 340 суток с бурными ветрами. Недаром свою книгу, в которой он описывает эту зимовку, Моусон назвал «В стране пурги». Мыс Денисон, на котором зимовали австралийцы, стал известен как полюс ветров нашей планеты.

В районах расположения советских прибрежных антарктических станций немного спокойнее, чем на Земле Адели, но и здесь сильные ураганы и метели — частые гости, особенно в зимнее время, а дни со штилевой погодой очень редки.

Еще Р. Амундсен и Р. Скотт были поражены устойчивостью направления ветра в Антарктиде. Позднее наблюдения на антарктических станциях полностью подтвердили эту особенность ветрового режима ледяного континента. Оказалось, что наибольшая повторяемость направлений ветра приходится на квадрант от востоко-северо-востока до юго-юго-востока. В Мирном повторяемость ветров этого направления составляет более 90 процентов, на станции Моусон (Земля Мак-Робертсона) — 80, на станции Дюмон-д'Юрвиль (Земля Адели) — 75, а на ледниковом склоне Восточной Антарктиды — даже 100.

Скорость ветров во время ураганов на побережье Восточной Антарктиды обычно составляет 30—40 метров в секунду, временами же она достигает 50 и даже 60 метров в секунду. Эти ураганы, как правило, сопровождаются сильнейшими метелями. Тогда в воздухе со страшной скоростью несется огромное количество снега. Видимость в это время сокращается до такой степени, что два человека, удалившиеся один от другого на два-три шага, уже теряют друг друга в бешено несущемся и дико завывающем плотном снежном потоке. Ориентироваться в таких условиях даже на знакомой территории станции очень трудно, поэтому в любой антарктической экспедиции бывают случаи, когда люди теряются и долго блуждают в метели.

Метели и почти не прекращающиеся поземки приводят к заносу станционных сооружений, причем раскопки занесенных зданий малоэффективны и в конечном итоге вызывают еще более сильные заносы. Так, за зиму 1959 года были занесены почти полностью все сооружения станции Лазарев, построенной на шёльфовом леднике того же наименования. Попытка очистить одну из стен жилого здания вскоре привела к тому, что первый же ураган не только засыпал траншею, выкопанную бульдозером, но и добавил сверху лишних четверть, а может быть, и полметра снега, сгладив все неровности. Очень быстро были занесены многие дома в обсерватории Мирный, а станция Пионерская, расположенная на ледниковом склоне, за 4 года своего существования оказалась под слоем снега толщиной 7—8 метров.

Я впервые познакомился с антарктическими ураганами и метелями на побережье Земли Королевы Мод, где находилась наша станция Лазарев. Тогда они произвели на меня сильное впечатление. Стрелка указателя скорости ветра сутками показывала 25—30 метров в секунду и нередко отклонялась до 40—50. При очень сильных порывах она переваливала за 55!

В других местах земного шара такие ураганы несут полное разрушение, вырывают с корнем деревья, ломают дома, переворачивают железнодорожные вагоны и автобусы, но здесь ломать было нечего. Все занесено снегом, а те немногие сооружения, которые возвышаются над снежной поверхностью, прочно закреплены стальными тросами или настолько тяжелы, что урагану сдвинуть их не под силу. Впрочем, кое-что ломали ураганы и у нас. Бамбуковые шесты, обозначавшие дорогу, они расщепали на узкие лучинки до самого основания. В тихую погоду такая веха напоминает какое-то необычное растение, узкие длинные листья которого вздымаются вверх, почти смыкаясь. Во время урагана они, извиваясь, стелются над снежной поверхностью, как водоросли на дне реки с быстрым течением. Ветром уносило и разбивало термометры, уложенные на снегу на метеорологической площадке. Снегом забивало кабины тракторов и вездеходов. Обрывались дверки у метеорологических будок, рвались телефонные провода и т. п. Но это были в общем-то мелочи. К тому же, осваиваясь, мы все больше узнавали повадки ураганов, научились избегать их вредных последствий и даже использовать их силу.

Они оказались хорошими дворниками и сметали весь мусор с территории станции. Вместе со снегом в океан летели пустые ящики из-под продуктов, консервные банки, щепки, стружки, рваная и мятая упаковочная бумага и т. п. Правда, иногда уносило в океан и бочки из-под горючего и кое-какой строительный материал, если он был плохо закреплен. Как-то на моих глазах ветер, как листы блокнота, перебрал и унес в море пачку кровельного железа, распакованную накануне. Хорошо, что в том направлении, куда летели тяжелые листы, не было людей.

Когда бушевал ураган, из уютного подснежного помещения станции выходили не надолго только для выполнения обязательных наружных наблюдений. Называлось это «сходить в Антарктиду». В это время мы обычно пользовались одним выходом из дома, тем, который расположен в наветренной его части. От него ближе всего к метеорологической площадке. Все остальные выходы были плотно закрыты, как корабельные люки во время шторма.

Выбравшийся наверх сразу погружался в бушующий хаос снега и ветра. Приходилось низко нагибаться, почти ползти. В белом, бешено несущемся потоке снега даже в дневное время нельзя ничего рассмотреть уже на расстоянии 2—3 метров. Ориентироваться приходится по протянутому лееру или проводам и кабелям, которые идут на площадку к приборам. Ветер имеет постоянное направление и, казалось бы, можно ориентироваться по нему, но это только теория. В действительности почти ни у кого такая ориентировка не получается, даже у опытных полярников. Лицо моментально покрывается ледяной коркой, на бровях и ресницах образуются сосульки, это еще больше ограничивает видимость. Научные наблюдения, которые в обычных условиях не представляют никаких трудностей, превращаются в сложную операцию. Стоит зазеваться — и ленты самописцев исчезают в бушующей метели, в руках же остаются только их обрывки. Впрочем, всем нам привычное с детства знакомое слово «ветер» мало подходит для определения этого беснующегося воздушного потока, насыщенного снегом, в котором воздух кажется плотным, как вода. Два человека, не связанные веревкой, разойдясь на пять шагов, могут больше не найти друг друга. Кричать бесполезно, так как рев урагана заглушает все. Огни карманных фонарей не видны, даже огни прожекторов, установленных над входами в дома, видны только на расстоянии нескольких метров.

На станции Оазис в оазисе Бангера долгое время о чудовищной силе ветра напоминали лыжи от самолета АН-2. Во время одного из ураганов ветер не мог порвать стальные тросы, которыми шасси самолета было закреплено на льду озера Фигурного, но силы урагана хватило на то, чтобы оторвать самолет от шасси. Когда ураган немного стих и улеглась метель, люди увидели на льду только обломки шасси с лыжами. Исковерканный же самолет они обнаружили на каменистом берегу озера почти в километре от станции.

Наверное, каждый знает, что суровость погоды определяется не только температурой воздуха. Если день морозный, но совершенно безветренный, то холод ощущается не очень сильно, особенно если воздух в это время имеет небольшую влажность, а на небе нет облаков и светит солнце. Но стоит подуть ветру, и становится сразу холоднее. Для оценки суровости погоды обычно пользуются понятием интенсивности охлаждения. Она выражается количеством калорий, теряемых одним квадратным сантиметром незащищенной кожи человека в одну секунду.

Суровость погоды в основном зависит от температуры воздуха и скорости ветра. Влажность воздуха и солнечная радиация, как показали исследования, влияют на интенсивность охлаждения не очень сильно. Объясняется это тем, что при низких температурах абсолютная влажность воздуха невелика и поэтому ее колебания не вносят существенных изменений в величину скорости охлаждения. Что касается солнечной радиации, то она сильно сказывается лишь в безветренные дни, а таких дней на Антарктическом материке бывает очень мало.

Практика показывает, что при интенсивности охлаждения до 65 калорий с квадратного сантиметра в секунду человеку не грозит опасность обморожения. При большей скорости охлаждения открытые участки кожи подвергаются обморожению, но при этих условиях, соблюдая осторожность, еше можно работать на воздухе. Когда же интенсивность охлаждения превышает 110 калорий с квадратного сантиметра в секунду, обморожение наступает очень быстро, так что работать без специальных костюмов, защищающих лицо, не говоря уже о руках, невозможно. По наблюдениям на станции Лазарев и в обсерватории Мирный, около 41 процента всего времени года интенсивность охлаждения составляет 25—65, для 56 процентов времени этот показатель равен 65—110 и примерно для 6 — более 110 калорий с квадратного сантиметра в секунду. Таким образом, на побережье Восточной Антарктиды, где расположена большая часть советских антарктических станций, свыше половины года суровость погоды такова, что при наружных работах возможно обморожение. На внутриконтинентальных станциях, особенно в тех районах, где поверхность ледника находится на большой высоте, к низким температурам и ветру добавляются низкое атмосферное давление, недостаток кислорода и исключительно низкая влажность воздуха, что создает еще более неблагоприятные условия для жизни человека. При температурах воздуха ниже -60-70° происходит ознобление дыхательных путей и легких, поэтому при таких условиях дышать наружным воздухом без предварительного его подогрева опасно.

Интенсивность охлаждения (кал/сек, см²) при различных температурах и скоростях ветра