22.03.82. Базовый лагерь.

Сегодня мне стукнуло 29. Подъем в лагере назначили на 8.00, но подниматься неохота, валяемся, не вылезая из мешков, до 8.30, пока в лагере не появляется солнце, освещая наш "Кемпинг". На затылке лежит железная рука горняшки, головой ворочать не хочется. Пульс при полном покое 86 ударов в минуту. Дежурный по лагерю сегодня Сережа Бершов. Заглянул и бросил на спальник две шоколадки - "от зайчика". Ребята помнят о дне рождения и все поздравляют, дарят Эверест, а там - как сумею. Доктор Свет Петрович во время утреннего моциона дарит крем для бритья, зная, что мы уже давно не бреемся и не скоро будем это делать. Но дает ценный совет: пользоваться им как мылом.

Вечером официальный ужин. Начальник экспедиции от имени тренерского совета дарит горнолыжные очки. Володя Шопин преподносит веревку и карабин, найденные ихней группой в ледопаде. Они к нашему приходу в базовый лагерь успели обработать ледопад.

3.05.82. Лагерь III, 7800 м.

Мы решаем, что будет лучше перейти сегодня в лагерь IV. Есть несколько соображений на этот счет: даже если завтра штурмовая двойка не выходит на вершину, то наша двойка Иванов - Ефимов ночуют в лагере V, а мы, сделав переход с грузом в лагерь V, возвращаемся в лагерь IV, а на второй день налегке догоняем своих и вместе идем на восхождение.

Две ночи мы уже провели в лагере III, спим с подачей кислорода 0,5 литра в минуту. В первую ночь у меня кислород кончился в 5.00, в баллоне было всего 70 атмосфер.

Сегодня хватило на всю ночь и еще осталось 20 атмосфер. Этого хватит, чтобы дойти до 3-й веревки с нормальной подачей, не жалея кислорода, там выбросить уже пустой баллон и взять полные, которые бросил Наванг, когда не смог дальше подняться.

Вчера, когда мы делали вспомогательную грузовую ходку в лагерь IV для штурмовой двойки, видели в кулуаре Бонингтона на уровне 8200 и выше старые перильные веревки экспедиции 1975 г.

3.05.82. Лагерь IV, 8250 м.

В лагерь IV поднялся в 15.30, вышел из лагеря III в 11.45. Следом вышел Бершов. Погода с утра была плохая, после начала улучшаться. На 3-й веревке выбросил пустой баллон и взял 3 полных. С расходом 1,3 литра дошел до 7-й веревки, где догрузился рационами и газовым баллончиком, после чего увеличил расход до 1,5 литра до лагеря IV. В лагере снял аппарат, занялся уборкой, приготовлением питья и еды. Бершов принес автоклав, дела пошли быстрей. На газовой горелке сперва приготовил кисель, после компот. Потом начали готовить рис с мясом - основную нашу еду на этом выходе. Вчетвером в палатке тесновато, но терпеть можно. Балыбердин и Мысловский сегодня опять вышли вверх только в 13.00, покинули лагерь IV перед самым нашим приходом, потому что вчера с обработки вернулись очень поздно - в 22.00. Неизвестно, с чем связана такая тактика: или лень подыматься утром, или ... Хотя, думаю, этого всего легко можно было бы избежать.

Мы заняты тем, что, не переставая, подсчитываем, сколько литров кислорода у нас в наличии; похоже, что его нам может не хватить даже в случае малейшей заминки.

Никак окончательно не можем решить, сколько и какого груза нести в лагерь V.

На вечерней связи, когда выходил из палатки, видел вверху Балыбердина, в том месте, где они устроили V лагерь. Завтра они собираются идти на вершину.

Казбек Валиев и Валера Хрищатый сегодня в лагере II, Ерванд Ильинский и Сережа Чепчев подошли к лагерю I.

4.05.82. Лагерь IV.

Проснулись рано, настроение у всех хорошее, не то что вчера вечером. Ближе к отбою, когда остаток дня в лагере IV провели для экономии без кислорода, все стали раздраженными, начали друг другу делать замечания по делу, а чаще не по делу. Самым ценным советом для предотвращения конфликтных ситуаций у нас было - подыши кислородом. В этих случаях мы кислород не экономили, полагаясь на сознательность.

Штурмовая двойка вышла на штурм из лагеря V в 6.10, сейчас находятся на рыжем поясе. На Западный гребень вышли через 30 - 40 минут после начала движения. Это они сообщили по рации.

У нас Бэл просит извинения за беспорядок, оставленный в лагере V, - убирать не было ни сил, ни времени.

Солнце в лагерь IV приходит рано, в 8.00. Палатка, на потолке которой слой конденсата, начинает оттаивать и быстро высыхает. Намокшие спальные мешки тоже к нашему выходу высыхают, хотя насквозь они не промокают.

Протираем маски спиртом, чтобы немного их высушить и продезинфицировать. Специальными увлажненными тампонами протираем и очки, чтобы они не запотевали. Это мало помогает, но раз их сюда принесли, используем, чтобы не выбрасывать. От них исходит приятный запах, а пыль, которая в палатке садится на стекла, действительно снимается отлично. Из спальных мешков никто пока не вылезает. Все ждут завтрака.

Погода отличная. Над всеми Гималаями - ни облачка. До лагеря V всего 12 веревок, рюкзак будет килограммов 16 - 18.

Ефимов сварил рис на молоке, но потом оказалось, что на завтрак по меню должна быть рисовая каша с красной икрой вперемешку. Банку икры Бершов всю ночь продержал на животе, чтобы не замерзла. Он большой любитель этого дефицитного продукта, и, чтобы не ломать меню, пришлось процедить молоко через марлевую салфетку, которых у нас предостаточно. Молоко выпили отдельно.

Я вылез из палатки первым, начал надевать на улице кислородный аппарат и кошки и через полчаса ушел по перилам в сторону лагеря V. Маршрут на этом отрезке очень коварный. Особенно досталось, видимо, Балыбердину. Закрепить и навесить веревки, не имея снежных крючьев (они улетели с рюкзаком Мысловского), было очень непросто и опасно.

2,5 часа занял переход в лагерь V. Сегодня шлось легко.

4.05.82. Лагерь V, 8500 м.

Сегодня свершилось то, во что мало кто из нас в данной ситуации верил. Около 3 часов, точнее в 14.35 по непальскому времени Балыбердин, а спустя полчаса * и Мысловский совершили восхождение на Эверест! Столько у них было разных загвоздок, что, я думаю, только благодаря настойчивости Володи это свершилось, и именно сегодня.

Дневные переходы между лагерями Володя делал не пользуясь кислородом. И вот они на высшей точке планеты, первые советские альпинисты, осуществившие мечту многих поколений.

Мы начали расширять площадку под палатку. Была перспектива ночевать в ней вшестером. С этим мы смирились. Ребята, наверное, засветло не успеют спуститься к нам и уйти в лагерь IV. Готовим им питье. Да и для себя мы не приготовили еще ни грамма Жидкости. У Эдика наверху для спуска с вершины кислорода осталось всего на 2 часа при минимальном расходе.

Включив портативный приемник, мы удивились, услышав по "Маяку" сообщение о покорении Эвереста. Оперативность была неслыханной!

Мы сидели в палатке, отрезали по куску сала, без хлеба отправляли его в рот, спасая себя хоть на время от всем надоевшего кашля и утоляя жажду и голод. После разорвали пакет с таранькой, и тоже никто не отказался. Чувствовали, что предстоит тяжелая работа и нужно хоть чем-то восстановить силы.

Наша радиостанция все время работает на прием. В автоклаве дозревает компот. Никто не снимает с себя одежду, не разувается. В палатке только шум примуса и треск радиостанции. Ждем сообщения сверху. За это время нас несколько раз вызывала база. Но вот наконец мы услышали переговоры штурмовой двойки с базой. Ребятам грозит холодная ночевка, кислорода у них почти не осталось, хочется сильно пить. Это сообщает изменившимся до неузнаваемости голосом Володя. Он просит, чтобы, если это возможно, кто-нибудь из нас вышел им навстречу. Выхода нашей группы на помощь ребятам требует база. Мы тоже уже не сомневаемся - необходимо срочно выйти наверх.

Пойдет двойка - в этом не было сомнений: кто-то должен оставаться на подстраховке в лагере V. Кто будет в двойке - решалось недолго. С того времени, как мы получили сигнал тревоги, прошло меньше получаса. Мы с Бершовым выходим наверх. Мы вдвоем - это скорость подъема, а она сейчас значит многое. Правда, Серёжа Ефимов пытался сдвинуть мою кандидатуру.

Нам сварили тарелку супа харчо, наполнили все имеющиеся фляги (а их было три) горячим компотом (нам остались одни фрукты), спрятали их под пуховки. Одну флягу мы сразу решили оставить для себя на случай, если пойдем на вершину после благополучной встречи с ребятами.

В рюкзаке у меня 3 баллона кислорода: два по 200 атмосфер и один на 100. Подключились к 200-атмосферным баллонам. Это шанс восхождения нашей двойки и при его успехе - восхождения двойки Иванов - Ефимов. Балыбердину и Мысловскому мы несем один на 120 атмосфер и один на 100. Третий o баллон у каждого из нас на случай дальнейшего продолжения подъема. А если нам придется спускаться со штурмовой двойкой, то оставим полные баллоны в том месте, куда поднимемся, и тем самым облегчим работу следующим за нами, сделав заброску почти под вершину. На базу об этом не сообщаем - у них и без нас сейчас хватает забот.

Вся наша одежда на нас, мы готовы переночевать или проработать всю ночь наверху даже без палатки и спальных мешков. Я взял запасные меховые рукавицы, пару шерстяных носков. В рюкзаке у меня фотоаппарат, вымпелы, значки, кошки Ефимова, которые не взял наверх Эдик. В наружный карман ветрозащитной куртки, высунув антенну, положил рацию и держу ее на приеме.

Возле палатки минут 5 жду Бершова, который возится с кошками. Увидев, что Серега закончил, я пошел по перилам наверх в направлении Западного гребня. Рюкзака за спиной почти не чувствую. Перильная веревка штурмовой двойки быстро кончилась. Пришлось разматывать нашу связочную веревку длиной 30 м,, которую мы вырубили в ледопаде. С нею мы проходили вею экспедицию, связываясь, где было нужно, между собой, от базового лагеря до лагеря I. Она сплетена из лески, поэтому почти ничего не весит.

Впереди 40-метровый крутой осыпной склон, выводящий на снежный Западный гребень. Мы пошли одновременно. Подача кислорода из баллонов была на 2 литра в минуту, но, видимо, мы шли слишком быстро, потому что дыхание начало сбиваться. Метров через 30 пришлось остановиться и отдышаться. Необходимо контролировать свое состояние. Лучше сбавить темп, чтобы все время идти не останавливаясь. Светлого времени у нас часа 1,5 - 2, не больше, и за это время нужно подняться как можно выше.

Через несколько, веревок я уже был мокрый, а это чревато обморожениями. Рюкзак врезался в плечи.

На пути встречаются крутые скальные стенки метров по 5 - 8. На первой из них я сломал антенну, которая все время торчала у меня перед глазами и мешала лезть.

Первая связь с базой и с группой наверху состоялась через час после нашего выхода. Мы были е это время на гребне, и Балыбердин сказал, что они нас видят, хотя мы их только слышали. Связь я вел на ходу, она заняла всего несколько минут: через маску говорить плохо, а снимать ее нет времени. Да и говорить не о чем, нужно только действовать.

Минут 15 назад я слышал звук падающего баллона. Это последний баллон, которым пользовался Мысловский. Кислорода у них больше нет, а это означает, что темп спуска совсем замедлится, если не упадет до нуля. На связи просили ребят двигаться хоть как-нибудь. Да они и сами хорошо понимают: движение для них сейчас - это жизнь.

Наступают сумерки. Мы уткнулись в отвесную стену прямо на гребне. В консультации о пути подъема, которую успел дать Балыбердин на очередной связи, об этом жандарме не упоминалось. Было сказано - держаться все время правой стороны гребня. Начинаем обходить скалу по полке справа. Но метров через 30 поняли, что идем не туда, нужно возвращаться. Путь идет слева в обход этой серой стены. Направление теперь видно по красным тонким веревкам, повешенным какой-то из предыдущих экспедиций. Ребята тоже шли здесь, это видно по следам, оставленным кое-где на заснеженных плитах.

Погода портится, усиливается снегопад, стемнело, хотя где-то сквозь редкие тучи пробивается лунный свет. Мы идем с теневой стороны гребня, что ухудшает видимость. Около часа заняло лазание в темноте по заснеженным, крутым, порой отвесным скалам. До гребня меньше 100 м. Я остановился у старого крюка, наполовину уже вылезшего из скалы под действием мороза и солнца. Веревка, которая привела нас к этому месту, уходит горизонтально влево, а нам нужно идти вверх, на гребень.

Серега подходит ко мне. Мы снимаем маски и зовем ребят: в этом месте мы можем разминуться с ними. Но из темноты никто не отзывается. Серега ушел вперед, я выдаю веревку через старый крюк, добитый мной по самую проушину. Вершина уже совсем близко. Неужто ребята за 6 часов так мало прошли на спуске?

Теперь мы идем одновременно, скалы выполаживаются, страховка осуществляется через порой попадающиеся выступы скал. Кучу чужих лежащих на скальном выступе скальных крючьев мы не трогаем - у нас есть еще свои, хотя место это запоминаем на случай, если они понадобятся на спуске. Серега вышел на гребень, остановился и опять начал кричать. Тут же ему ответили с той стороны гребня. Ребята потеряли путь спуска, уклонились от маршрута. Мне не терпится увидеть их своими глазами, убедиться, что все в порядке. Та сторона освещается луной, и хоть что-то видно.

С гребня внизу, в камнях, метрах в 30 ниже, я увидел три силуэта. Первый сидит под огромной скальной глыбой, второй суетится между первым и третьим, а третий стоит, опершись о камень двумя руками. Вниз - не вверх. Через минуту я уже возле них.

Первый был Мысловский. Он поднялся, мы обнялись, он опять сел. Я потрепал Балыбердина, поздравляя и приветствуя одновременно. Отвечать на наши приветствия у ребят не было сил. И Эдик и Володя еле выговаривали слова, после каждого делая длинную паузу, чтобы, собравшись с силами, выговорить второе слово. Мы говорили сняв маски.

Я достал из внутреннего кармана пуховки флягу с теплым компотом, отдал Володе. Отпив половину, он передал ее Эдику. Серега вытащил карманное питание - инжир и орешки. Сразу же начали подсоединять кислородные аппараты. Сперва Мысловскому, у которого чехол из-под палатки - вместо рюкзака - до половины был набит камнями. Даже в такой ситуации он не бросил их, в то время как Володя оставил даже свои кошки под вершиной, столь необходимые сейчас, когда скалы присыпаны свежевыпавшим снегом. Расход кислорода мы поставили пока 2 литра в минуту, и Эдик начал оживать. Я достал вторую флягу компота и отдал ему. Потом мы начали прилаживать кислородный баллон Володе. Свой рюкзак, набитый камнями и разными другими трофеями с маршрута, он тоже бросил под вершиной, надеясь вернуться завтра, чтобы подобрать все. Мы сказали, что не будем возражать, если он завтра из лагеря V пойдет Наверх за разбросанными вещами, а сегодня нужно торопиться вниз - впереди ночь. Ему мы сделали шлейку через плечо и за редуктор подвязали баллон, поставив расход кислорода на 1 литр. Для него этого было достаточно.

Кошки Ефимова, которые я принес из лагеря V, они надевать отказались, ссылаясь на отсутствие второй пары. Пришлось спрятать их под камнем. Когда ребята, попив компота и надышавшись кислородом, стали нормально разговаривать, мы начали расспрашивать их о пути вверх. Поняв, на что мы намекаем, они не стали возражать против нашего восхождения. До вершины, по их рассказам, было не больше 3 часов.

Теперь нужно было сообщить о нашем намерении в базовый лагерь, где должны были понять нас. Я доложил о состоянии нашей четверки и о дальнейших планах начальнику экспедиции, но окончательно договориться не смог: рация перестала принимать - на морозе сели батарейки. Володя вытащил из-под пуховки свою рацию и попросил дать четкий ответ. База ответила: нет. Гора уходила от нас по воле сидящих внизу, но мы не сдавались. Серега забрал у Володи рацию, по которой тоже уже еле было слышно, и закричал:

- Почему нет?! У нас по два баллона кислорода, на каждого по 300 атмосфер.

Через полминуты молчания база ответила: да! Видимо, нас нельзя было удержать никому, кроме нас самих.

Ребята отправились вниз. Первым пошел Эдик. Ему предстояло пройти немного вверх, чтобы вернуться на маршрут, на Западный гребень, - подъем, который час назад они не смогли бы осилить. Я выдавал Эдику веревку, страхуя через скальный выступ. Влево прямо у наших ног была километровая отвесная стена, обрывавшаяся в кулуар Бонингтона. Сейчас мы видели там только черную бездну, начинавшуюся 10-метровым освещенным луной скальным юго-западным склоном.

Эдик медленно уходил на северный склон Эвереста, более пологий на этом участке маршрута, - склон, по которому только что шли мы. Когда он скрылся за гребнем, следом пошел Володя.

Мы спешили вверх. Пройдя метров 30, я остановился, принял Серегу и высказал ему свои сомнения по поводу правильности нашего решения. Состояние ребят, в котором мы их оставили, тревожило. Если с ними что-нибудь случится, когда мы будем делать восхождение, то вся вина ляжет на нас - ведь только мы сейчас могли им помочь. Сорвется вся экспедиция, которую мы только что вывели из пике. Но нас тянула Вершина, мы не могли идти вниз, не ступив на высшую точку планеты. Подарок, который мне ребята сделали в честь моего дня рождения, был совсем близко, я не мог от него отказаться. Сереге он тоже был подарен здесь же, в базовом лагере, в день его рождения. Мы были уверены в успехе и заспешили.

Сначала нам встретились крючья и карабины, оставленные Володей, потом анорак, дальше кошки и рюкзак. Значит, идем по правильному пути. Последняя крутая 40-метровая стенка позади. Под ней обнаруживаем кислородный баллон размером вдвое больше нашего, оставленный чьей-то экспедицией. Не переставая, сыплет на скалы снег. Без кошек мы не смогли бы пройти те участки скал, которые теперь уже позади.

Простой путь начался на снежном гребне, ведущем к вершине. Опять идем одновременно по самому лезвию гребня, одна нога на южном, а другая на северном склоне горы. Временами останавливаемся, чтобы передохнуть от взятого нами бешеного темпа. Выйдя на простой и сравнительно безопасный путь, оглядываемся, ориентируясь на Южную вершину Эвереста, которая справа от нас.

Вершину я почувствовал метров за 40. Хотя до этого думал, что идти нам еще около часа. Южная вершина лишь немного ниже главной.

На вершину выводит снежный склон. На самой верхней точке обнаруживаю наш кислородный баллон, он наполовину утоплен в снегу. Сажусь около него, оседлав узкий снежный гребень, вгоняю айсбайль и подбираю веревку, которая свободно идет от Сереги. Он выходит и останавливается возле меня. Я улыбаюсь под маской. Потом говорю:

- Всё!

Мы жмем друг другу руки. Но поверить в то, что стоим на вершине Эвереста, трудно - нет полного ощущения свершившегося, все получилось неожиданно легко и быстро.

На вершине из снега торчит дюралевый штырь, обмотанный, видимо, выгоревшим на солнце флагом. У меня кончился кислород, нужно сменить баллон. Я снимаю рюкзак, отсоединяю редуктор и подключаю полный. Стрелка показывает 180 атмосфер, этого вполне достаточно для спуска, даже при расходе 2 литра в минуту. Потом достаю из клапана рюкзака "Смену", Серега в это время настраивает "Роллей". Но аппарат замерз, и объектив не выдвигается. Мы начали фотографировать друг друга "Сменой". Чехол - из кожзаменителя, он разлетается на куски от холода. Серега сделал три щелчка с выдержкой 5, 7 и 9 секунд, когда я стоял неподвижно с поднятым в руке айсбайлем и вымпелом на фоне пика Лхоцзе, который при своей высоте в 8501 м казался совсем внизу, вырисовываясь острым вершинным гребнем в серебристо-матовом лунном свете. Потом мы поменялись ролями: он позировал, а я снимал с такой же выдержкой. Наш опыт ночного фотографирования оказался недостаточным. Если наши глаза уже привыкли к темноте и лунному свету, то пленку, оказалось, к этому приучить трудно, несмотря на то, что ее занесли (ей сильно повезло) на самую вершину Эвереста. Когда в Москве тщательно проявили пленку в специальной лаборатории, на отснятых нами на вершине 7 кадрах кроме темной ночи ничего не удалось рассмотреть.

Уже около 23 часов. Нужно спешить вниз. Мы выпили немного компоту и, сняв маски, несколько минут подышали атмосферой Эвереста. Я отрезал от фотоаппарата страховочную, веревку и привязал свой пустой баллон и баллон первой двойки к верхушке треноги, торчавшей из снега. Булавками мы прикололи к остаткам укрепленного на треноге флага вымпел и значок альпклуба "Донбасс", вымпел ДСО "Авангард" и значок - герб Харькова.

Полчаса пролетели незаметно. Мы пошли вниз. Дойдя до скал, остановились, чтобы взять на память несколько камней. На самой вершине их нет. Сейчас вершина снежная, установленная там в 1975 г. дюралевая тренога (2,5 м) занесена снегом и подняла высоту Эвереста до 8850 м.

Вниз мы шли по уже знакомому пути. Ветрозащитные костюмы покрылись ледовым панцирем. А на груди от вытекающего из маски конденсата образовался даже щит из льда. Веки все время смерзались, склеивались инеем, приходилось каждый раз открывать их рукой.

Светозащитными очками сейчас положение спасти было невозможно и без того ничего не видно.

Внизу в лунном свете увидели первую двойку. Ребята двигались в противоположном направлении от пути спуска. Один, задний, сидел на снегу, а передний просто шевелился, иногда переставляя ноги.

Путь спуска на этом участке уже был обозначен перильной веревкой, по которой мы ориентировались на подъеме. Но, видимо, условия и обстановка, в которых они совершали подъем, сейчас изменились. Обратная дорога стала для них неузнаваемой. Снег, ночь, усталость делали свое дело.

Мы начали кричать, чтобы они не двигались, а ждали нас. По дороге я подобрал кошки, крючья с карабинами и анорак Володи: на спуске они были необходимы. Дойдя до места, где мы на подъеме встретили ребят, я подобрал вторую пару кошек, оставленную нами. Серега привязал их к моему рюкзаку, чтобы не развязывать его. Рюкзак Балыбердина решили не брать.

Мы спешим, но на сложных участках не забываем о страховке, и не напрасно. Снег и темень сглаживают рельеф, скрывают мелкие уступы. Я иду вторым, местами закрепляя веревку для Сереги, по которой он быстро скользит вниз и, организовав в удобном месте страховку, принимает меня. Внизу подо мной метра на полтора снежная полка 2-метровой ширины. Я прыгаю, кошки скрежещут на гладкой наклонной заснеженной каменной плите. Упав на спину, я съезжаю, упираясь руками в скользкую основу. Веревка натянулась на самом краю обрыва. Опоры под ногами уже нет. Нет и страха: почему-то уверен, что не улечу, что есть страховка. Так и случилось. Серега стоял, заложив веревку за небольшой выступ. Выступ, в который, как он потом признался, сам не верил. Теперь я вспомнил эту плиту, которую проходил на подъеме, и как на ней скользили острые зубья стальных кошек, не находя даже малейшей шероховатости.

Подходит момент "стыковки". Ребята уже совсем близко. Северный склон уходит на несколько километров в Тибет, где работает сейчас американская экспедиция, которая в случае нашего срыва сможет найти что-нибудь от нас возле своих палаток в начале маршрута.

Но мы уже около знакомого, добитого мной на подъеме скального крюка и уходящей от него в темноту тонкой нити веревочных перил. Ребята прошли выше этого места и теперь медленно подходят к нам. Без кошек им нужно быть предельно осторожными, хотя крутизна здесь и небольшая. Когда они подошли, появились спокойствие, уверенность в благополучном исходе штурма.

Я закрепляю нашу веревку, по ней спускается на всю длину Серега, за ним Мысловский и Балыбердин. Потом они принимают с нижней страховкой. Местами приходится использовать старую, очень тонкую чужую веревку. Хорошо, что на подъеме мы добили все старые крючья и связали перебитые и протертые места. Был риск, и немалый, но иначе не спустишься, а ждать и медлить нельзя. Мороз усиливается, поднимается ветер, луна уходит за горизонт,

за облака, а мы никак не можем обойти этот бесконечный жандарм, выйти на сравнительно простой гребень, передохнуть. Мысловский все время скользит, повисает на веревке. Кошки надевать негде, да и некогда. Я упираюсь изо всех сил, чтобы меня не сдернули.

И вот мы на сравнительно ровном участке. Теперь до лагеря V путь только по гребню, никуда не сворачивая, но Эдик идти отказывается. Сел, свесил ноги в сторону Непала, говорит, что ему и здесь хорошо. Оказывается, у него кончился кислород, и Серега отдает ему свой последний баллон с остатками кислорода. Я в это время надеваю на ребят кошки. Через каждую пару минут приходится отогревать руки, кожа пристает к металлу, и вся процедура занимает у нас около получаса.

Теперь нужно как можно быстрее спуститься в лагерь V, потому что Серега остался без кислорода и может поморозиться, если мы задержимся.

Сейчас я иду впереди, выбираю путь. Серега несколько раз просит не спешить; я забываю, что темп у него теперь не тот. Двойка следует за нами в связке: Мысловский - впритык к Сереге, а Володя замыкает. Иногда на крутых стенках мы организуем для них перила, чтобы им легче было спускаться.

Луна прячется, настает полная темень. Лезу в пуховку за фонариком, который дал мне Ефимов перед выходом наверх. Прохожу участки метров по 10 и потом подсвечиваю ребятам. Собираемся вместе и опять начинаем все сначала. Каждый ожидает своей очереди идти, терпеливо замерзая, - других вариантов нет. Хорошо, что гребень сравнительно простой. Всех колотит от холода. Так движемся около часа. Эдик жалуется на холод, у него прихватило руки, а о своих запасных рукавицах я забыл, да и доставание их из рюкзака отнимет много дефицитных минут. Скоро должен быть лагерь.

Даже небольшие участки Эдик проходит с трудом, медленно, жалуется, что Володя его держит, не выдает веревку. Начинаем ругать Володю, но тот говорит, что веревка свободна. Оказывается, для Эдика это просто возможность для передышки, которые каждый раз затягиваются. Серега уговорами, силой и матом с трудом ликвидирует подобные задержки.

Сейчас главное - не проскочить, найти место, где нужно свернуть с гребня влево. Уже несколько предложений уйти с гребня было на похожих участках, а сверни мы не там - исход один: в такой ситуации уже не выпутаться никому.

Я хорошо помню то место. Вправо, на север, уходит пологий снежный склон, на -котором при подъеме была видна чья-то старая, но еще хорошо сохранившаяся палатка. А влево спускается ссыпной скальный склон, по которому лежал наш путь наверх. Не обращая внимания на предложения ребят, не споря, высвечивая фонариком путь, иду вниз. Местами в снегу встречаю наши следы и радуюсь такой встрече, как маяку, который указывает путь к теплу, к дому. Для идущих сзади остаются мои следы и свет фонаря, повернутого в их сторону при очередной моей остановке. Тогда идти начинают они. Серега верит, что я не заблужусь, а остальные полагаются на нас.

Рассвет наступает мгновенно. На востоке из облаков в зелено-голубом свете высвечиваются гиганты Гималаев.

Наш путь к лагерю V заканчивается. Я последним покидаю Западный гребень, закрепив на айсбайле веревку для ребят, по которой они проходят оставшиеся метры до начала перильной веревки, ведущей к палатке, а из палатки уже доносятся крики ребят.

Радости не было конца. Нас втянули в палатку, где тепло и есть питье, можно посидеть и отдохнуть несколько минут не двигаясь. Теперь Иванов и Ефимов засобирались на гору. У них тоже появился шанс. В 2-местном пространстве палатки поместилось 6 человек. Хорошо, что мы накануне расширили площадку под палаткой. Но долго так продолжаться не могло. Мы вытесняли потихоньку готовую к штурму двойку на улицу.

Связались с базой. Двойке дают "добро" на выход. В это время разуваем ребят, растираем им руки и ноги, даем таблетки, поим чаем. Эдику, видимо, не избежать ампутации пальцев на руках - они почернели и не гнутся. Непривычно держать такую руку - не верится, что эта рука живого человека. После порции таблеток и выпитого чая ребята засыпают. Эдику предварительно делаю укол в ягодицу.

Через пару часов расталкиваем ребят. Здесь кислороду только для них, и нам нет смысла сидеть, нужно терять высоту. Расшевелить их удается с большим трудом. Надеваем на них ботинки, кошки, опять поим чаем.

Бершов уходит вниз первым топтать дорогу, откапывать перила. Все занесено снегом. Следом отправляю Эдика, отдав ему свой лепесток для спуска по веревке. Как он будет своими пальцами заправлять в него веревку - пока загадка.

Когда мы спустились сюда, Балыбердин все рвался пойти снова вверх - забрать оставленные вещи. Мы напрасно уговаривали его, он был неумолим. Теперь же, после двухчасового сна, даже не вспомнил о них.

Заклеив перцовым пластырем палатку, которую мы прожгли только что, тоже ухожу вниз. Замыкает Володя.

Острые, как ножи, гималайские снежные гребни, по которым нам нужно идти, тянутся до самого лагеря IV. Серега виден далеко внизу. Выходя из кулуара на гребень, он соскальзывает по заснеженному склону, но повисает на перилах. Теперь нужно быть еще более осторожным и аккуратным, чтобы не наломать дров.

5.05.82. Лагерь IV.

Погода сегодня весь день плохая - сыплет снег, задувает ветер. Снизу к нашей двойке интерес минимальный, даже не спросили, когда точно мы взошли на вершину. Сейчас все озабочены состоянием Мысловского и Балыбердина. Бэл начал отходить, бодрится.

Мы опять кипятим чай, уже в который раз за этот выход. Обговариваем тактику спуска в лагерь-III; это нужно осуществить загодя, потому что сюда поднимается двойка Валиев - Хрищатый и мы им не должны мешать. Они поднимаются, чтобы осуществить свою мечту.