День десятый. Сегодня мы уже отдыхаем. Утром было еще прохладно. Делали разминку в ковбойках и замерзли, но чувствовали, что день будет прекрасный, первый день плавания, когда над нами только чистое бледное небо. На горизонте из-за редких черных облачков встает солнце, которое еще не в силах потушить яркие звезды. Сегодня солнце ни разу не покинуло нас, как бы компенсируя свое долгое отсутствие. Ведь мы видим его со дня отплытия первый раз. Еще вчера оно лишь баловалось с нами, проглядывая сквозь тучи. Капитан и вахтенный десятки раз выскакивали на мостик с секстантом в одной руке и часами в другой и уходили ни с чем, ругая неуловимое солнце. А сегодня его так много, что нельзя выйти на палубу без очков.

Блестящий штилевой океан, сверкающая, добела начищенная палуба. Все свободные от вахты здесь. Правда, несмотря на солнце, еще не жарко. Но и это придет Позавчера ходили в пальто, вчера в пиджаках, сегодня в ковбойках, завтра выйдем и без них. День и ночь считает лаг мили и мили. Машина выжимает все, что можно, судно проходит четыреста миль в сутки. Это примерно семьсот километров!

Во время чая кто-то крикнул:

- Ребята, Канары!

Справа прямо из моря по правому борту поднималась громадная синеватая туча с резкими, изрезанными сверху краями и почти незаметная, прозрачная в том месте, где она уходила за горизонт. Да ведь это земля - далекая, чужая, гористая. Она протянулась справа, заняв почти половину горизонта, и исчезала в сиреневой дымке и облаках уже настоящих. Все члены экспедиции, весь экипаж у борта. Трещат киноаппараты, в причудливых позах изогнулись фотографы. Неведомая, чужая земля, тяжелая громада на ослепительной глади океана манит, будит воображение.

Откуда-то появились дельфины и стали нырять у борта, но нам не до них. Невольно вспоминаешь тех, кто на утлых суденышках, иногда через многие месяцы плавания вдруг обнаруживал перед собой это чудесное видение и шел к манящей земле. Что бы ни встретило их там, за такие минуты можно отдать многое.

Через некоторое время мы подошли к островам ближе, и в золоте заходящего солнца показалась острая вершина вулкана Теиде, возвышающегося на самом большом острове архипелага - Тенерифе. Слева виднелся другой остров - Гран-Канария. Мы идем проливом между ними.

Вечером жизнь перемещается на палубы. Начинаются танцы. Вот радио смолкло. Играет на аккордеоне один из сотрудников экспедиции, начались песни - "Раскинулось море...", "Далеко - далеко родная земля", "Мы, свой поки нув дом, в далекий путь идем... Чужое море плещет за кормой..."

День одиннадцатый. Пересекли Северный тропик. Пройдена за сутки 421 миля. До Дакара осталась 381 миля Ветер - три балла, волнение - два балла, температура воздуха плюс 18 градусов, воды - плюс 23 градуса.

По-прежнему ослепительное солнце, с которым по блеску соперничает океан. Не жарко, сильный ветер от хода судна однако все, у кого есть время, - на палубе. Идет интенсивная подготовка к Новому году. На палубе уже стоит елка, и электрики подвели к ней свет. Наша елочка многое перенесла и немножко "не в форме". Ее трепали ветры, заливал соленой волной Бискай, последние дни жжет солнце. И тем не менее она нам очень мила. Ни за одной елкой так, пожалуй, не ухаживали. Ее посадили в землю, специально для этого взятую из Риги, каждый день поливали. Утро начиналось с того, что елку осматривали - сперва сам капитан-наставник, затем капитан, старший помощник капитана, потом боцман, который лично обрезал начавшие осыпаться веточки. В шторм матросы, как муравьи, суетились около елки, стараясь укрыть ее от ветра и брызг.

И вот сейчас она стоит на палубе, одеваясь в сверкающий наряд. Две других елочки стоят в салонах.

Рядом с елкой на корме наши ребята начали строить бассейн. Готовимся к экватору. Создана комиссия: председатель - Лже-Нептун - магнитолог Медведев, Нептун - Капица, консультант - Гусев...

Сегодня видел зеленый луч. Тот самый зеленый луч, наблюдаемый иногда в море в момент заката солнца и описанный Паустовским, Грином, Леонидом Соболевым. Говорят, что увидеть его - к счастью. Ветра и волн не было Солнце садилось в небольшой дымке. Как всегда, оно медленно приближалось к горизонту и, лишь коснувшись его быстро, точно лопнув снизу, пошло в воду, растекаясь золотым дождем и заливая все вокруг золотом. Было больно глазам, но я смотрел. Вот верхняя кромка солнца коснулась воды - и вдруг там, где она была мгновение назад, ярко вспыхнул зеленый огонь, именно огонь, маленький, треугольный, заостренный наверху язычок, а над ним, как дым от настоящего огня, еще стояло бурое пятно, оставшееся е глазах от только что зашедшего солнца. Секунда, две три - и огонек погас, остался лишь бурый дымок. На палубе оживленный говор, радость. Еще бы, за два часа до Нового года по московскому времени увидеть зеленый луч, примету своего счастья...

Встреча Нового года готовится грандиозная. Сейчас на палубе пусто, ведь девушки заняты стряпней. "Делит" их по столикам сам капитан. Столик на четырех: трое ребят и одна девушка. Только что музыка оборвалась спикером. Говорит сам капитан:

- Внимание всех членов экипажа, экспедиции и иностранных гостей. Прошу в 23.30 занять места за столиками. В связи с большим набором вин и закусок и программой самодеятельности прошу не опаздывать. Повторяю...

Мы сидим на палубе, на ботдеке, в одних ковбойках с засученными рукавами. Рядом на корме горит огнями елка. Через два часа Новый год придет к нам.

Но с палубы не хочется уходить. Ночь черная-черная, море как ночь, только белый бурун за кормой. На бархатном небе миллион звезд; они крупные, как яблоки, но расположенные столь для нас необычно, что мы не смогли найти даже Большую Медведицу. Жизнь прекрасна! Правда, мы слишком спешим, но такова жизнь. Мы всегда спешим, уходя от красивых, прекрасных мест, надеясь вернуться, и не возвращаемся...

Вечер прошел прекрасно. На столиках были чудесные вина и закуски. Нас поздравляли Снегурочка и Дед Мороз. Читали радиограммы, пели. Правда, наша девушка так и не пришла. Каждый из нас по очереди, а потом все вместе ходили за ней в каюту, но она была не в настроении.

Кончился вечер танцами на палубе. За кормой черное море, а у нас свет, сверкает елка, веселье, на весь корабль гремит музыка. Очевидно, нашу музыку слышно далеко. Встречные суда заинтригованы. А их здесь уже много, ведь близко Дакар и берег. Сейчас, ночью, в пределах видимости все время огни трех-четырех судов. Ходовые огни издалека еле светят, но вот ярко вспыхнул огонь прожектора. Начал прерывисто моргать сигнальный огонь:

- Привет, я судно ФРГ, иду в Киль из Дакара. Есть ли у вас на борту женщины?

Мы отвечаем, что идем из Риги, женщин много. Нам сигналят:

- Понял. Завидую, счастливого плавания.

Пять часов утра. Сейчас все наконец разошлись. Встреча Нового года отпразднована. Получили радиограммы. Если бы вы знали, что они для нас значат! Как дорога нам каждая весточка даже от полузнакомых людей, не говоря о близких. Радиограммы раздавали перед Новым годом уже за столиками. Как радовались те, кто получил, как мрачнели те, кому их еще не принесли. Я сидел с двумя поляками. Одному из них вручили радиограмму. Нетерпеливо развернута бумажка, лицо проясняется. Радостно смотрит на нас:

- От жены и ребятишек, у меня их двое...

Никто не тянул его за язык, но никто и не удивляется, ведь здесь это самое дорогое. Говорить о женах, детях, показывать их фотографии принято.

День двенадцатый. Прямо перед окном каюты полуостров Зеленый мыс, высокий коричневый холм, увенчанный белоснежной россыпью дотов с высокой белой башней. Рядом другой холм, пониже, за ним по направлению к югу километра на два тянется полоса разрозненных белых кубиков домиков. Дальше раскинулся Дакар: белоснежные кубы - небоскребы разных размеров, окруженные зеленью, скрывающей дома поменьше. Слова-то какие: Африка, Дакар!

У пирса стали рядом с "англичанином". Метрах в ста - польское судно. Поляки столпились у борта, смотрят вниз. Там, на берегу, несколько оборванных африканцев молча смотрят на нас, принимают конец. В стороне кучка европейцев, среди которых две женщины. Странно смотреть на них: все в темных костюмах, некоторые еще и в жилетах, женщины в шерстяных кофточках. Тут совсем не жарко.

Вот подъехала дорогая машина "опель-рекорд". Вылезают двое одинаково и ярко одетых детей, отец и мама. У нас захватило дух - какая мама!

Да, даже после небольшого перехода в море такая жизнь, семья для нас, уехавших на полтора года, кажется недосягаемой.

Когда заходило солнце, десятки африканцев, что стояли на пирсе, повернувшись лицом к востоку и спиной к заходящему солнцу, начали молиться. Сначала поклон стоя, потом на коленях, и, наконец, они падают ниц. Местная элита (шоферы) молятся недолго и используют специальные коврики. Зато грузчики неистово валятся прямо на землю.

Справа молчаливый английский танкер с красным флагом, на котором в правом верхнем углу виден привычный британский косой крест. Таков флаг британского торгового флота.

Наша корма и его - совсем рядом, метрах в десяти. У нас гремит музыка, у елки - танцы. Англичане-вахтенные с завистью следят за нами. Направо, метрах в трехстах, видим линию желтых противотуманных огней, а дальше сквозь зелень сверкают огни города, на больших зданиях горят синяя и красная рекламы.

На небе ни облачка, море и небо одинаково черны, только изредка низко над водой бесшумно проплывают огни входящего в порт судна. Холодно и сыро. Сидим в пиджаках, но начинает пробирать дрожь. Очевидно, здесь легко можно подхватить лихорадку.

Часов в десять вечера к нам вдруг пришли гости - матросы с западногерманского грузового судна. Молодые, веселые, здоровые ребята.

Нижняя палуба на корме почти на одном уровне с пирсом, поэтому они пошли туда, наши тоже, мы быстро организовали небольшой вечерок. Гости принесли с собой две гитары, пели хором матросские и просто народные песни. Мы тоже не остались в долгу, быстро появился баян, пошли наши русские и советские песни. Потом обменивались значками, гости угощали нас роттердамским пивом. Угощение выглядело так: бутылки просто бросались к нам на палубу, мы в ответ кидали папиросы, конфеты, шоколад.