Как известно, санкюлотами, или "бесштанными", французская буржуазия называла тех, кто пытался ее свергнуть. Но я не о них, а совсем о других - о французских альпинистах, приехавших на Памир, чтобы совершить восхождение на пик Коммунизма в честь 200-летия Великой французской революции. Я в качестве переводчицы и сопровождающей была рядом с ними все 27 дней их пребывания в нашей стране.

На обратном пути мы остановились на пару дней в Оше - втором по величине городе Киргизии. Было очень жарко, и французы ходили по городу просто в спортивных трусах. Хотя местные жители ни разу ни словом, ни взглядом их не осудили, сами французы догадывались, что нарушают общественную мораль, и предположили, что в глазах окружающих выглядят не совсем прилично.

Я это подтвердила, добавив, что их неподобающий внешний вид не позволяет мне теперь объявлять на каждом шагу, что это официальная делегация в честь 200-летия Великой французской революции (что значительно расширяло наши возможности). Тогда Фернандо нашел выход: "Говори всем, что мы - делегация санкюлотов!"

Наш базовый лагерь находился на леднике Москвина на высоте 4200 метров, и 14 июля мы отпраздновали не просто День взятия Бастилии, а двухсотлетие Великой французской революции. В тот день, в самый разгар лета, там было очень ветрено и невероятно холодно, как и бывает обычно перед снегопадом. Но праздник удался.

Не надеясь на хилую газовую плиту, французы с помощью паяльной лампы приготовили уникальное мясное блюдо и выставили пять бутылок своего шампанского, а наши альпинисты - столько же советского шампанского плюс несколько бутылок нашего национального напитка. Но главным украшением вечера, конечно же, стал устроенный французами фейерверк. Вернее, это была серия фейерверков, из которых один, с двусмысленным названием "Испуганные птички", нагнал на нас страху: когда эти "птички" начали разлетаться по совершенно непредсказуемым траекториям, мы все кинулись кто куда.

Я провела с французскими альпинистами почти месяц, причем большую часть, этого времени - что называется, в экстремальных условиях. Добраться до базового лагеря (или, что еще важнее, выбраться оттуда) можно было только с помощью вертолета, а в непогоду - вообще никак. Одно месторасположение этого лагеря - на леднике - говорит само за себя. Не обязательно быть альпинистом, достаточно иметь в доме бытовой морозильник, чтобы представить, насколько комфортной может быть жизнь на леднике.

Но мне хочется рассказать о самой экстремальной ситуации, которая, как ни странно, возникла у нас не на леднике и не на склонах пика Коммунизма, хотя там и была непогода, а в Москве в день отъезда французской группы.

На этот день у французов до обеда была запланирована прогулка по Москве с посещением магазинов, а после обеда - отъезд. Эти планы, однако, стали рушиться с самого утра. Из восьми человек четверо к завтраку не вышли: у них оказалось сильное отравление чем-то, съеденным накануне за ужином. Остальные тоже чувствовали себя не блестяще.

К середине дня отравившиеся более или менее пришли в себя, хотя не были так бодры и веселы, как обычно. Кристоф же был совсем грустный, от его жизнерадостности не осталось и следа.

Около четырех часов дня мы покинули гостиницу, погрузились в "Икарус" и отправились в Шереметьево. Провожавших было двое: элегантная девушка Лена, работавшая с этой группой в Москве в качестве гида, и я. На нас первых и упала в аэропорту новость: у группы большое превышение веса багажа, а поскольку билеты были куплены в Париже, платить за него надо во франках - ни мало ни много двенадцать с чем-то тысяч франков. Выяснилось, что фирма "Транс тур", продавшая им билеты в Париже, гарантировала, что с них не возьмут за перегруз. В Париже не взяли, а в Шереметьево никаких концов уже было не найти. Денег же таких у французов, естественно, не было.

Что было делать в этой ситуации? Старший в группе - Ален начал с того, с чего начал бы каждый руководитель, - с попытки хотя бы частично уменьшить излишек веса, и члены делегации в честь 200-летия Великой французской революции начали поспешно натягивать на себя все, что физически могло держаться на теле, закрепляя каждый новый слой альпинистскими обвязками с крючьями, карабинами и другой металлической снастью. Этот нехитрый трюк хорошо знаком всем альпинистам, но в наиболее эффектном виде он демонстрируется в тех случаях, когда речь заходит об оплате в твердой валюте.

Мне довелось однажды участвовать в таком шоу - когда наша альпинистская делегация улетала из Италии. Как и следовало ожидать, встала проблема перегруза, и в жаркий летний день, на фоне пальм римского аэропорта Фьюмичино, вся компания, по команде руководителя, принялась надевать на себя все, что было самого тяжелого и металлического. Зрелище получилось потрясающее!

Для меня было сделано исключение. Не потому, что я оказалась единственной женщиной в группе, а потому, что на мне было французское мини-платье, и если бы я дополнила этот туалет тяжелыми ботинками на вибраме, металлической каской на голове и связкой крючьев на шее вместо бус, мы рисковали вообще не улететь: все служащие аэропорта побросали бы свою работу и сбежались смотреть на нас. Но свой посильный вклад я внесла: в мою дамскую сумочку, висевшую на плече, было загружено столько железа, что при одном взгляде на меня каждому было ясно: я страдаю врожденным кривобочием...

Устроенный французами в Шереметьево "стриптиз наоборот" в отличие от классического стриптиза шел в очень быстром темпе. Ощущение катастрофы и дефицит времени так "поставили" эту сцену, как это не удалось бы сделать ни одному, даже самому талантливому режиссеру. Жаль, что это не было запечатлено на пленке: достаточно было бы немного изменить костюмы, и получилась бы отличная, полная необычайного динамизма и экспрессии картина "Сборы контрабандистов".

Надо сказать, что хотя весь этот маскарад происходил прямо посреди зала отлета, никто никакого внимания на французов не обращал. Кроме одной компании человек в десять, наблюдавших за происходившим с неприкрытым и, я бы даже сказала, профессиональным интересом. Особенно их заинтриговал нестандартный способ подвешивания тяжелых металлических предметов с креплением во внутреннем кармане.

Это и в самом деле оказались профессионалы. Но не агенты "Интерпола" и не команда наркокурьеров, а польские альпинисты, возвращавшиеся с Алтая и ожидавшие рейса на Варшаву. У них баланс был такой: излишек веса в тридцать семь килограммов и два рубля денег...

Мы приехали в Шереметьево без особого запаса [времени, а теперь его вообще уже не оставалось. Надо было срочно проходить таможенный досмотр. Это удалось сделать довольно быстро, но тут выяснилось, что исчез Кристоф. Патрик обежал весь аэропорт, Кристофа не было нигде. Естественную мысль - сделать объявление по радио - пришлось отбросить, потому что, как выяснилось, сделать такое объявление можно было только на русском языке.

"А вдруг, пока мы занимались багажом, ему стало совсем плохо, и его унесли? Или увезли?" Я ринулась в медпункт. Кристофа там не было. Абсолютно не зная, что делать, я побежала назад, и тут оказалось, что за это время Кристоф появился, откуда - непонятно, но чувствовал он себя очень плохо, буквально не мог стоять на ногах. Увидев его в таком состоянии, Лена бросилась вызывать дежурного врача.

До отлета самолета оставалось полчаса, и вопрос излишнего веса встал перед нами уже вплотную: мы находились прямо перед стойкой контроля веса багажа, и пропустить могли только то, что оплачено. То что часть груза французам придется временно оставить в Москве, уже не вызывало сомнений, но какую? Личные вещи и экспедиционное снаряжение были уложены вперемежку, и сообразить в такой спешке что можно оставить, было очень сложно. Драматизм ситуации достиг максимума.

И в этот момент к нам явилась гостья.

Накануне в гостинице, где жили французские альпинисты, у них брала интервью журналистка одной из редакций московского радио. Вернувшись домой, она обнаружила у себя в кармане костюма флакончик духов (французских!) и написанную по-английски записку: "Я хочу Вас увидеть еще. Номер моей комнаты - 518. Мишель".

Алла не знала, кто из них Мишель, но правила хорошего тона требовали как-то отреагировать. А какая могла быть реакция на такое приглашение у морально устойчивой советской женщины?

На мой взгляд, она могла выбирать из трех вариантов поведения, из которых самый простой - сунуть духи в шкаф и сделать вид, что ничего не произошло, - следует отбросить сразу как неинтеллигентный.

Есть и другой способ действий в подобных обстоятельствах: прихватить двух, а еще лучше, трех знакомых и явиться по указанному адресу с возгласом: "Привет, Мишель! А вот и мы!" Этот вариант всем хорош, кроме одного: за рубежом может распространиться мнение о наших женщинах как об умственно недостаточных.

Наконец, есть еще один вариант поведения в подобных обстоятельствах. Надо откликнуться на приглашение, но слегка изменить время и место действия, чтобы исключить возможные неожиданности. Не обязательно встречаться в гостиничном номере, когда есть другие подходящие для этого места. В Москве во все времена такими местами были: Красная площадь, ГУМ, ЦУМ, вокзалы и аэропорты. Неплох и стадион в Лужниках во время футбольных матчей и массовых митингов. Остановившись на этом варианте, Алла и приехала на свидание к Мишелю в Шереметьево.

Момент для этого, что и говорить, был самый подходящий: Кристоф лежал на грязном полу с закрытыми глазами, и гид-переводчица Лена, в роскошных локонах под Марию-Антуанетту и расшитой серебром черной блузе, стоя перед ним на коленях, растирала ему кисти рук, которые сводило судорогой; Жером, Патрик и Фернандо, обутые в штурмовые ботинки "Кофлах" и позвякивавшие распиханными по всем карманам ледобурами, пытались ей помочь; Ален поспешно решал, какие вещи остаются, и указывал их мне, а подо мной внезапно закачался пол: я поняла, что не смогу, как предполагала, проводив французов, с чистой совестью и чувством исполненного долга радостно выпорхнуть из здания аэропорта, а должна буду при этом прихватить с собой сто пятьдесят килограммов багажа, включая две здоровые полиэтиленовые бочки.

Картина будет неполной, если не добавить, что здесь же находился и дежурный врач аэропорта, тщетно пытавшийся оживить Кристофа. В конце концов он бросил свои попытки и заявил, что помочь может только одно - надо тщательно промыть его изнутри, но на это требуется минут сорок, не меньше. Их же до отлета самолета оставалось ровно двадцать. Все остальные пассажиры давным-давно сидели на своих местах, и по радио объявили, что посадка на рейс Москва - Париж закончена.

Я внутренне смирилась со своей участью и уже начала прикидывать, как, растолкав иностранцев, стоявших в очереди на таможенный досмотр, покачу мимо них свои бочки. Именно в этот момент и пришла Алла. И не с пустыми руками.

Чем можно смягчить разочарование мужчины, пригласившего к себе в гости понравившуюся ему Женщину и не дождавшегося этого визита?

Образ мышления у всех женщин разный. Свое мнение я оставлю при себе, Алла же решила, что лучшим лекарством в такой ситуации будут изделия народных промыслов. Поэтому она привезла в подарок Мишелю набор изделий с хохломской росписью. Для лучшего понимания тонкостей этого искусства к ним была приложена соответствующая монография на русском языке.

Однако поглядев на мужественного Мишеля с серьгой в ухе, Алла не рискнула сунуться к нему со своей хохломой, а преподнесла ее Алену как руководителю группы, и это, казалось бы, незначительное обстоятельство круто изменило весь ход событий.

Получив в руки хохлому с монографией, Ален несколько секунд молча смотрел на них неподвижным взором, а когда сознание к нему вернулось, объявил, что придется оставить сундук.

Хозяином сундука был Патрик. Перед отъездом из Франции ему пришла в голову счастливая мысль: не тащить с собой кучу рюкзаков и саквояжей, а взять лишь одну вещь, но такую, в которую влезет все, что надо. В сундук влезло все, что надо, и даже, как я подозреваю, сверх того, потому что абсолютно во всех аэропортах на пути нашего следования грузчики отказывались его поднимать и дружески предлагали нам заняться этим самим.

Услышав, что предполагается бросить в чужой стране все его имущество, Патрик побледнел так, что впору было звать еще одного врача - уже к нему. А надо сказать, что Патрик - чрезвычайно тонкая и эмоциональная натура, что очень удивительно, потому что по профессии он пожарный.

Себя я в эту минуту, естественно, видеть не могла, но известие о том, что, помимо бочек, у меня на руках теперь еще и неподъемный сундук, меня ошеломило. Я кинулась к польским альпинистам - за помощью. Наверно, лица на мне не было, потому что тот единственный из них, который находился в это время на месте, карауля вещи, все бросил и побежал со мной. | Жизнь, между тем, не стояла на месте. Тихий, молчаливый Жером, увидев своего друга Патрика в таком горестном состоянии, выхватил из кармана деньги, отложенные на обратную дорогу из Парижа до дома, и бросился к кассе - выкупать сундук. Его пример оказался заразительным: еще трое провинциалов, решив, что лучше оказаться в Париже без денег, но с вещами, чем с деньгами, но без вещей, побежали за ним. Они выложили все свои франки и - о, счастье! - оплатили бочки, но лишний багаж все-таки оставался.

Надо сказать, что весь этот спектакль, по драматизму далеко превзошедший все классические французские трагедии времен Корнеля и Расина, шел в двух шагах от касс оплаты за перегруз багажа. Никого, кроме нас, в это время здесь не было, и три свободные кассирши, сидя на своих рабочих местах, как в первом ряду партера, могли беспрепятственно наблюдать все, что происходило на авансцене.

Очевидно, в какой-то момент роль пассивных зрителей им наскучила, а, может, им стало жаль французов, но только, когда до отлета самолета осталось семь минут, одна из кассиров сказала, что по десять килограммов багажа можно оплатить рублями. Мы кинулись собирать рубли, я - с готовностью отнять их у любого.

Теперь уже было ясно, что проблема разрешилась. Я поблагодарила польского альпиниста за поддержку, он ушел, и я стала прощаться с французами. До отлета самолета оставалось минуты две, а, может, и вообще ничего. Мы говорили друг другу какие-то слова, которых сами не понимали, и все было позади. Последнее, что я могла видеть с того места, где стояла, - как Жером и Патрик под руки вели, почти несли, Кристофа. Две секунды, и "делегация санкюлотов" скрылась из виду, унося с собой не только излишки багажа, но и кусочек прожитой нами совместно жизни.