Насколько я понимаю, способность почтовых голубей находить дорогу домой за сотни километров - загадка для науки. Моя почти полная неспособность ориентироваться в пространстве - не меньшая загадка, если не для большой науки, то для меня самой.

До поры до времени я считала это своим дефектом, чуть ли не пороком, и старалась всячески скрывать. Но как-то мне в руки попала книга известной американской журналистки Шейлы Грэхем о звездах Голливуда. Уж не помню, в какой связи, в этой книге она признается, что ориентируется настолько плохо, что, уходя из гостей, неизменно пытается в прихожей влезть в стенной шкаф. Поскольку со мной такое было всего три раза, я поняла, что мне нечего стесняться, и решила рассказать об этой своей особенности. Тем более, что мне есть чем поделиться: Шейла в основном блуждала в окрестностях Лос-Анджелеса, а я - по Кавказу, Памиру, Тянь-Шаню и Гималаям, что делало мои возможности заблудиться неограниченными.

Я не собираюсь утомлять читателя перечислением всех случаев, когда я почему-то оказывалась совсем не в том месте, куда, по моим расчетам, я должна была бы придти; расскажу лишь о нескольких, которые мне особенно запомнились.

Но для начала хочу подчеркнуть, что с теорией я знакома не хуже любого другого. Конечно, я знаю, что мох растет с северной стороны дерева, а солнце в полдень находится в зените, но, во-первых, в горах, где я обычно путешествую, нет ни мха, ни деревьев, а, во-вторых, мало знать, где север, если не имеешь представления, куда тебе надо - на юг или на запад.

Между прочим, в тот единственный раз в моей жизни, когда я заблудилась в лесу, у меня была возможность применить все классические приемы определения сторон света за исключением сравнения толщины годовых колец на пнях спиленных деревьев - зайти в эти дебри попилить еще никому в голову не приходило. Это было под городом Верея, куда мы поехали за грибами и где я, изменив своему обычному правилу, одна сразу же вошла в лес; я отошла метров на пять, после чего потерялась на семь часов, и муж уже собирался ехать в Верею - поднимать по тревоге ближайшую воинскую часть. Так вот, хоть я и сообразила, где юг, а где - север, мне от этого ничуть легче не стало: единственное, в чем я тогда не сомневалась, так это в том, что, если все время идти на юг, в конце концов придешь на Кавказ; я же хотела попасть домой.

Если в лес я в принципе могла вообще никогда не заходить, то не заходить в горы, занимаясь альпинизмом, было невозможно. Вот тут-то и возникали проблемы, особенно, когда я была руководителем группы.

По нашим правилам, возглавлять группу должен наиболее опытный ее участник, а поскольку я начала заниматься альпинизмом рано, то зачастую и оказывалась "самой опытной". Руководитель группы - в альпинизме понятие не формальное. На восхождении обычно от него зависит, пойти ли на пять метров правее или на десять левее, а разница - в трудности, а, значит, и в безопасности - может быть огромной.

Но для меня не это было самым сложным; уже находясь на маршруте, я чувствовала себя достаточно уверенно. Проблема была в другом. Всякий раз, когда я вела группу на восхождение, я боялась, что не найду гору. (Единственное исключение - Эльбрус, который я могу отыскать при любых обстоятельствах. Не потому, что он выше остальных вершин - снизу это не так заметно, а потому, что он находится в стороне от Главного Кавказского хребта, то есть от всех остальных гор, и стоит совершенно один).

Когда мы шли на восхождение своей компанией мне было проще: путем наводящих вопросов я всегда могла вызнать у тех, кого вела, куда и когда надо свернуть. В более сложном положении я оказывалась когда мне приходилось ходить с иностранными альпинистами в роли консультанта и знатока района. В таких случаях я обычно давала им схему местности и предлагала идти впереди, а сама норовила держаться сзади, полагаясь больше на них, чем на себя.

Такая тактика в целом себя оправдывала, но, конечно, гораздо лучше твердо знать, где ты в данный момент находишься и куда направляешься.

Вообще говоря, самый надежный способ определить, что это за гора, - прочесть записку в туре, сложенном из камней на вершине. Недостаток этого способа в том, что сначала надо на гору подняться.

Второй по надежности способ - расспрашивать всех встречных. Поскольку встречные - это те, кто уже побывал на вершине и, стало быть, успел прочесть записку в туре, они точно знают, где были, и охотно дают показания. Я не раз пользовалась этим способом, но, пожалуй, самый памятный случай - мое первое в жизни руководство, на вершину Ирик-Чат. Она расположена в отдаленном районе, в стороне от альпинистских лагерей, и всю дорогу, с первой же минуты выхода из лагеря, меня терзало беспокойство, что я ее не найду.

На место мы пришли уже под вечер, и все вокруг было закрыто плотным туманом. Я решительно не знала, в какую сторону идти и что вообще мне в такой ситуации делать, как вдруг из тумана прямо на нас выскочил человек - как оказалось, руководитель группы из другого лагеря. Его группа в этот день взошла на вершину, но после спуска, в тумане, не смогла найти оставленную палатку, и, бегая по склонам в поисках палатки, этот парень потерял группу.

Он дал мне очень подробную консультацию, которая мне очень помогла, хотя без накладки все же не обошлось, потому что, когда мы вышли на самый верх, то увидели, что настоящая вершина, на которой установлен тур, находится в стороне, метрах в пятидесяти, и до нее надо добираться по очень узкому и острому гребню. Надвигалась гроза, надо было спешить, и я сказала, что для быстроты схожу туда одна, положу в тур записку и вернусь.

Однако это оказалось не так просто. Какой-то идиот затащил на вершину сломанную железную лопату и, мало этого, еще воткнул ее в тур. Из-за грозы воздух в тот момент был просто перенасыщен электричеством, и, подойдя к туру, я увидела, что на этой лопате пляшут голубые огоньки - огни Эльма. Как и любая женщина, я, наверно, никогда не пойму, что такое электричество, но что может убить током или молнией, понимала всегда. И тогда, на вершине, просто не знала, как мне поступить. Тут оглушительно грохнуло, стало ясно, что следующая молния может ударить в эту дурацкую лопату, а заодно и в меня, и, не переставая бояться, я полезла в тур за банкой (тоже железной!), чтобы сунуть в нее записку.

И, наконец, третий способ - последнее средство, которое приходится пускать в ход, когда ничего другого не остается, - это идти по описанию. Описания существуют для всех маршрутов, пройденных хотя бы однажды, но беда в том, что описание одного маршрута очень часто годится для многих других. В принципе, руководствуясь одним и тем же описанием, можно оказаться на любой вершине. Чтобы не быть голословной, приведу случай из собственной практики - с восхождением на Кавказе на пик МНР по северо-западной стене.

Один мой знакомый, назначенный руководителем группы, попросил меня принять участие в восхождении: в группе не хватало четвертого участника, а я по квалификации подходила. Поскольку ответственность в данном случае была не на мне, а времени на сборы оставалось мало, я не успела прочесть описание маршрута и подозреваю, что два других члена группы его также не читали. Но это было не так уж важно, потому что руководитель был невероятный педант. Выучив описание наизусть, он на восхождении поминутно сверял его детали с реальными объектами на местности, и все совпадало с необыкновенной точностью.

Велико же было наше изумление, когда, добравшись до тура, мы обнаружили, что залезли совсем не на ту вершину, а на соседнюю. То есть, вернее, залезли мы на эту, а должны были залезть на соседнюю.

Не один год занимаясь альпинизмом на Кавказе, я неоднократно проезжала по Грузии - обычно в конце сезона, направляясь из альплагеря к морю, и всякий раз у меня возникало желание как-нибудь, не спеша, пройти пешком по ее очень красивым, покрытым лесами горам. Останавливало одно: повышенное внимание, которое галантные грузины оказывали любой девушке, попадавшей в их поле зрения.

Помню, однажды в Зугдиди под вечер, в ожидании поезда на Сухуми, мы вчетвером зашли поужинать в вокзальный ресторан. Не успели мы расположиться за столиком, как за мной принялись ухаживать со всех сторон. Наличие "эскорта" в виде трех молодых людей, находившихся, к тому же, в хорошей спортивной форме, горячих грузинских кавалеров нимало не смущало, они их просто не замечали.

Атмосфера постепенно накалялась, и тогда один из моих спутников шепнул мне, чтобы я, оставив вещи, незаметно вышла и через окно первого этажа вылезла на платформу, где обстановка была более спокойной (как видно, он уже тогда был поумнее нас троих, что впоследствии подтвердилось: он стал академиком и директором крупного института, а мы - нет).

Этот случай не был чем-то исключительным, и постепенно у меня сложилось убеждение, что единственная возможность в полной безопасности пройти пешком по грузинским горам - подождать несколько десятков лет, а затем явиться туда в соответствующем облике: с развевающимися седыми волосами, припадая на левую ногу (а еще лучше - волоча ее за собой), с клюкой в руках. Правда, в этом случае могли возникнуть другие, уже чисто технические, проблемы. Клюка при переходе через перевалы не помешала бы, но волочащаяся нога была бы некстати, особенно на спуске. Однако мне не пришлось ждать так долго.

В тот год, когда наш старший сын кончал школу и должен был поступать в институт, я лишилась своего постоянного и очень надежного партнера. Не долго думая, я решила взять в компаньоны младшего сына, которому было восемь лет, но этому неожиданно воспротивился глава семьи. Меня это очень удивило, потому что никаких препятствий моим путешествиям в горах со старшим сыном он никогда не чинил, и я, полная любопытства, осведомилась о причинах.

Ответ был такой: "Вы со Стасом здоровые, как черти. И живучие, а Владислав - совсем не такой. Мне его жалко, и я его тебе не дам!" Хотя из слов мужа довольно ясно вытекало, что потерять меня он почему-то не боится, я решила не заострять на этом внимание, а принялась его уговаривать.

В конце концов, мы достигли компромисса. Договорились, что я могу взять с собой младшего сына, но отправлюсь с ним не в предгорья Памира или Тянь-Шаня, а всего лишь в Грузию. При этом я клятвенно заверила мужа, что ходить по горам мы будем всего несколько дней, а все остальное время проведем на море.

Все наше путешествие было чистейшей импровизацией - от начала до конца. У меня была при себе карта-схема Грузии, и по утрам, глядя на нее, я обычно решала, куда бы нам направиться.

В какой-то момент мне захотелось добраться до селения Казбеги, чтобы взглянуть на Казбек (до этого я никогда не была на Восточном Кавказе). А в Казбеги мне пришла в голову очень логичная мысль - подняться в верховья Терека, которые были совсем рядом, и, перевалив через водораздел, спуститься в долину реки Большая Лиахви, иными словами, пройти из Северной Осетии в Южную. Никакой дороги или тропы в этом направлении на моей карте указано не было, но я решила, что она обязательно должна быть, просто не может быть, чтобы ее не было.

На всякий случай, я решила эту версию проверить. Зашла в Казбеги на местную турбазу и нашла старшего инструктора. Предъявив ему удостоверение мастера спорта по альпинизму, я сказала, что мы путешествуем небольшой группой и хотели бы проконсультироваться насчет маршрута. Есть ли тропа, ведущая в долину Большой Лиахви? Держа в руках мое удостоверение, инструктор ответил, что тропа есть, но мы должны официально зарегистрироваться и попросил показать маршрутный лист. Я осторожно вынула свой документ из его руки и, пятясь к двери, повторяла, что за маршрутным листом дело не станет, сейчас принесу. После чего выскочила на улицу, со словами "Бежим отсюда!" схватила Владислава за руку, и мы бросились прочь от турбазы.

По правде говоря, я очень надеялась получить на турбазе подробную консультацию и, если удастся, посмотреть нормальную карту. Теперь же приходилось рассчитывать только на свою сообразительность.

По дороге к перевалу мы остановились на бивуак возле маленького осетинского селения. Собственно, само селение располагалось на склоне, и к нему вела крутая тропа, а внизу, в долине, были только огороды. Возле одного из них я и поставила палатку. Вскоре прибежали местные дети и пригласили Владислава поиграть в прятки в развалинах старинных башен.

Через какое-то время Владислав вернулся, несколько смущенный, и сказал, что бабушка этих детей предлагает ему переночевать в доме и приглашает также меня. Я не возражала против того, чтобы он в провел ночь в относительном комфорте, но сама, хотя и была благодарна за приглашение, отказалась.

Однако еще через полчаса пришла девочка постарше, которая постоянно жила во Владикавказе, а потому хорошо говорила по-русски, и сказала, что бабушка не может оставить меня ночевать в палатке, потому что ночью, наверное, придет медведь.

Мне эта мысль показалась дикой - мы были не так уж далеко от Военно-Грузинской дороги и вообще от цивилизации - какие могут быть медведи? Я опять отказалась, но девочка не уходила и продолжала настаивать, и я подумала: "А что это я так упираюсь? А если действительно посреди ночи появится медведь, что тогда?" В общем, слабо веря в реальность этой угрозы, я тем не менее сложила палатку, собрала все наши вещи и пошла в селение.

Хозяйка была чрезвычайно гостеприимна, а когда мы рано утром уходили, она дала нам с собой пакет с очень вкусными пирожками. Она почти не говорила по-русски, поэтому мои попытки выяснить, почему пирожки такие вкусные, увенчались успехом только на две трети: я поняла, что в начинку входит сыр и свекольная ботва, а название третьего компонента перевести на русский нам с ней не удалось.

Всю первую половину дня мы шли по тропе, довольно круто поднимавшейся в гору, но, наконец, вышли на какое-то подобие плато. Тут Владислав начал что-то такое говорить про какую-то дорогу, которая якобы идет налево, но, во-первых, никакой дороги видно не было, одни камни, во-вторых, вообще глупо было бы мне, инструктору со стажем, прислушиваться к словам восьмилетнего ребенка, впервые оказавшегося в горах. Поэтому я уверенно пошла направо.

Вскоре внизу, под горой, показалось крошечное селение (всего несколько домов), к которому нам пришлось спускаться по очень крутому травянистому склону. А там меня ждал большой сюрприз. В первые же минуты общения с местными жителями выяснилось, что это вовсе не долина Большой Лиахви, а верховья все того же Терека, и если бы мы полдня никуда не лезли, а просто шли вдоль речки, то сюда же и пришли бы. Только намного быстрее и без особых усилий. Перевал, как оказалось, был совершенно в другом месте и, как ни печально это признавать, именно там, куда предлагал идти несмышленый ребенок.

В этот день лезть обратно по этому крутому склону и идти к перевалу было уже поздно, и оставшиеся полдня мы провели в этом селении.

Между прочим, там была одна женщина из Владикавказа, показавшаяся мне очень здравомыслящей и интеллигентной, и я решила выяснить у нее насчет медведей - сказки это или что-то есть на самом деле. Она мне объяснила, что они с мужем никогда не оставляют своих овец наверху, на склонах, где они пасутся днем, и всегда пригоняют их на ночь в селение. Но две недели тому назад они поехали в город и не успели вернуться к вечеру, а мать мужа, уже преклонного возраста, сама не могла пригнать овец, и они остались наверху. Только на одну ночь. И за эту ночь медведь нескольких овец разорвал, а у более чем двадцати поотрывал курдюки. Просто хватал и держал овцу одной лапой, а другой отрывал ей заднюю часть. Спрашивается, зачем?

Меня ее рассказ поразил. Я была уверена, что медведи водятся только в лесах, а тут никаких лесов и в помине не было, абсолютно безлесные склоны, покрытые травой, а выше - камнями.

В этот день у меня была еще одна интересная беседа. Хозяин дома, в котором мы заночевали, очень старый осетин, знавший немного русских слов, услышав, что мы направляемся к Большой Лиахви, пытался мне что-то объяснить про перевал. Сказал: "Дорога стала плохая...", раньше, мол, там на арбе ездили, а теперь не проедешь. Меня это особенно не взволновало: на арбе я так и так ехать не собиралась, а уж ногами и по самой узкой дороге пройти можно. Короче говоря, я не придала его словам никакого значения, и, как потом оказалось, совершенно напрасно.

На следующий день рано утром мы опять оказались на том же крутом травянистом склоне, только на этот раз нам надо было по нему лезть вверх. Вскоре мы снова вышли на ту же каменистую равнину, но теперь уже точно шли по направлению к перевалу. Пройдя примерно с час, я вдруг вспомнила разговор о медведях, который был у нас накануне. А что, собственно говоря, мешает этому медведю появиться здесь и сейчас? И что мне тогда делать? Швырять в него камнями? Я читала, что, если нет оружия, отпугнуть дикого зверя можно огнем. Оружия у меня не было, но спички имелись. Однако ничего такого, из чего можно было бы сделать костер или факел, вокруг не было - одни камни. А поджечь спичками непосредственно медведя представлялось мне проблематичным.

Мы шли несколько часов, но ни о чем, кроме медведей, я уже думать не могла. Наконец, мы дошли до перевала, и тут у меня появился другой предмет для размышлений, поскольку перевала как такового не было. Дорога кончалась ничем; был просто крутой обрыв в пустоту, и только где-то там, внизу, виднелись река, долина и стада пасущихся овец.

Сначала я просто не поняла. Где же перевал? Сбросила рюкзак и стала его искать. Побежала налево, затем направо. А потом вдруг вспомнила, что мне пытался втолковать этот старик-осетин, и тут до меня, наконец, дошло. Почему я решила, что дорога, о которой он говорил, стала более узкой? Она просто обвалилась, на ее месте был отвесный обрыв. Начало спуска я, стоя на краю, вообще не видела: оно было где-то подо мной. И только через несколько метров этот склон появлялся в поле зрения - крутой, конечно, но нормально крутой.

Сказать откровенно, я растерялась. Я просто не представляла, как здесь можно спуститься. Прикидывала так и этак и в конце концов решилась. (Сейчас, спустя много времени, я думаю, не о таких ли ситуациях писал Франсуа де Лярошфуко: "Бывают в жизни положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядного безрассудства"?)

Я объяснила Владиславу, как надо вести себя на таком склоне. Наши шаги, абсолютно все, должны были быть надежны на сто процентов, мы не могли себе позволить ни одного неточного движения. Затем я крепко взяла его за руку, и мы начали спускаться.

К концу спуска я почувствовала, что пальцы на ногах (самые носки) у меня в плачевном состоянии: я проделала весь этот спуск как бы на пуантах, причем на пальцы давил не только мой собственный вес, но и вес здоровенного рюкзака. И я сказала Владиславу, что, как только мы дойдем до травы, тут же встанем на бивуак и проведем здесь день или два, пока как следует не отдохнем. Правда, меня беспокоило, что мы не найдем здесь дров; примуса у нас не было, и мы могли рассчитывать только на костер.

Но тут нам повезло. Завидев нас на спуске, нам навстречу вышел пастух - Иосиф Кахишвили со своей подругой (по совместительству - подпаском) Асей. Он предложил нам расположиться рядом с их палаткой, а уж у них дров было полно. Иосиф сказал, что мы можем здесь жить, сколько захотим, и, воспользовавшись его гостеприимством, мы провели в верховьях Большой Лиахви два дня.

Посреди второй ночи нас разбудил очень громкий выстрел (впечатление было такое, что стреляли прямо над ухом, и так примерно оно и оказалось), за ним последовал второй и еще один. Утром Иосиф объяснил, что ночью к нам пожаловал медведь, причем он пришел не со стороны реки, откуда его можно было ждать, а совсем с другой. Иосиф устроил загон для овец в цирке, то есть на относительно ровном и пологом месте, окруженном с трех сторон горами. Медведь мог придти только с четвертой стороны, снизу, от реки; с этой стороны обычно и располагались на ночь собаки. Однако он обошел по горам, сбоку, и зашел как бы с тылу.

Для Иосифа общение с медведями было повседневной, будничной реальностью, и за два дня он мне столько порассказал про обитавших в округе медведей, что у меня пропала всякая тяга к романтике и ночевкам в лесу, и я решила, что для разнообразия можно на пару дней окунуться в цивилизацию. Так мы оказались в небольшом грузинском городке Сачхере.

В результате всех переживаний, связанных с приключениями последних дней, я почувствовала себя в Сачхере, как Тарзан, впервые попавший из джунглей в город. И вела себя соответственно.

После того, как мы не без труда получили номер в гостинице, я решила, что лучший способ провести вечер - это пойти в находившийся неподалеку Дом культуры на сеанс знаменитого гипнотизера. По дороге мы зашли в кафе, и я заказала бутылку лимонада после чего ушла, не расплатившись - успела забыть что существуют деньги.

Вечер оказался очень интересным, хотя, к сожалению, мы понимали только действия, но не слова, так как все представление шло на грузинском языке. Было уже поздно, когда вечер кончился, и мы направились в гостиницу. И оказались перед запертой дверью. Я поняла, что негодяй-администратор, не получивший от нас ничего сверх номинальной платы за номер и видевший, как мы уходили, решил с нами расквитаться и, если не продержать нас всю ночь на улице, то, по крайней мере, заставить как следует подождать.

Меня это ужасно возмутило, и я принялась колотить в дверь и трясти ее изо всех сил, пытаясь ее открыть, и при этом выкрикивала всякие нелестные эпитеты в адрес мздоимца-администратора, самыми слабыми из которых были "мерзавец" и "гнусный старик". Дверь не поддавалась, и я, чувствуя свою правоту, уже готова была выбить стекло, когда Владислав в своей обычной меланхоличной манере заметил мне, что это дверь не гостиницы, а кафе. Того самого, из которого я сбежала, не заплатив. Только тогда я увидела, что вход в гостиницу находится на несколько метров левее, и "гнусный старик" прохаживается перед ним по тротуару.

Хорошо, что в этом кафе не было сигнализации, иначе милиция могла бы задержать меня за попытку проникновения в запертое помещение путем взлома. И была бы совершенно права, потому что именно это я и пыталась сделать.

Несколько лет назад я по заказу Академии МВД перевела на русский язык новый Уголовный кодекс Франции и с тех пор очень хорошо знаю все его статьи. Так вот, по французским законам мне могли припаять три года тюрьмы и триста тысяч франков штрафа, если бы мне удалось взломать дверь, а потом оказалось бы, что там чего-нибудь не хватает (а в том, что недостача обнаружилась бы, я думаю, можно не сомневаться).

Мало этого. На мои действия в кафе тоже есть специальная статья, предусматривающая, что "лицу, которое, зная, что оно не в состоянии заплатить, или, решив не платить, велит подать себе напитки...", полагается шесть месяцев тюремного заключения и пятьдесят тысяч франков штрафа.

Таким образом, меня можно было обвинять уже в совокупности преступлений, и если бы принцип неотвратимости наказания действовал всегда и всюду, я могла бы схватить в Сачхере приличный срок.

Из-за своей неспособности правильно ориентироваться я не однажды попадала в затруднительное положение, но так перепутать двери, чтобы чуть не угодить на нары, - такого еще не было.

Однако Бог милостив, и вместо того, чтобы ответить по закону за свои хулиганские действия в Сачхере, я оказалась на берегу Черного моря в курортном городе Кобулети. Получилось так, что я почти сдержала данное мужу обещание: в горах мы провели дней десять, а на море - чуть больше недели. Но произошло это не потому, что я страдаю такой сверхъестественной честностью, а потому, что в данном случае муж мне был не указ.

За много лет до этого, будучи едва знакомыми, мы случайно встретились с ним в столице Сванетии - Местии, где он, только что принятый на работу молодой инженер, прогуливал уже несколько дней сверх законного отпуска и обдумывал, как ему оправдаться перед начальством. В конце концов он решил, что лучший вариант - сослаться на сильную непогоду, из-за которой он не может выбраться из гор. Однако поскольку у него всегда был плохой почерк, а местная телеграфистка слабо разбиралась в тонкостях окончаний русских глаголов, директор института получил от молодого специалиста телеграмму, которая заставила его сильно задуматься.

Текст был такой: "Погода горах плохая тчк срочно выезжай тчк". (Интересно, подшили ли к его личному делу эту телеграмму, по которой только и можно было судить об умственных способностях этого нового приобретения института, - в официальных характеристиках об уме не упоминалось никогда. Конечно, не потому, что его не было ни у кого, а потому что у отделов кадров не было ясности, куда его относить: к достоинствам наряду с моральной устойчивостью или к недостаткам наряду с алкоголизмом и склонностью к клептомании.)

Так что перед мужем моя совесть была абсолютно чиста, и мы с Владиславом оставались бы в горах еще неизвестно сколько времени, если бы в один прекрасный момент я не обнаружила, что не могу вспомнить, что мы делали позавчера, а что - за день до этого, где мы провели прошлую ночь, а где - позапрошлую. Это не был скоротечный склероз или внезапная потеря памяти, просто впечатлений было слишком много, и они сменялись слишком быстро. Пора было "охолонуть", и мы отправились на берег Черного моря.

Путешествие по Грузии оставило у меня самые лучшие воспоминания, и, конечно, дело вовсе не в очень красивой природе. Поразительно теплым и доброжелательным было отношение к нам местных жителей. Нас, например, ни разу не отказались подвезти, и при этом нередко не хотели брать деньги.

Я не описываю это путешествие подробно только потому, что эта моя исповедь посвящена одной определенной теме: я решила рассказать о своей способности ориентироваться на местности и для большей ясности привести несколько конкретных примеров. Каждый из этих случаев в отдельности можно рассматривать как досадную случайность; хочется верить, что, собранные вместе, они не выглядят как выдержки из лекции психиатра...

Поскольку самые высокие в мире горы - Гималаи, побывать в них стремится каждый альпинист. Я - не исключение, и как только такая возможность мне представилась, я ею тут же воспользовалась.

То, что у меня не было компаньонов, меня не смутило. Не потому, что я считала, что потеряться в Гималаях почетно для любого альпиниста и о таком конце можно только мечтать, а потому что наш известнейший восходитель и мой приятель Владимир Кавуненко (который и подал мне мысль отправиться в Гималаи) сказал: "Да ну, ерунда! Ты прекрасно можешь ехать и одна. Язык ты знаешь, а народ там доброжелательный". С тем я и отбыла.

Моим консультантом по Непалу был наш российский супермен и знаток Гималаев Владимир Башкиров. Первым делом я осведомилась у него, нельзя ли там заблудиться, и Володя объяснил, что на том маршруте, каким я намеревалась пройти (к западу от Аннапурны), всего одна дорога, притом вся выложенная камнями, поэтому заблудиться там абсолютно невозможно. Конечно, он был прав: дорога там просто столбовая. Но Башкиров плохо знал меня, иначе он не утверждал бы так категорично, что "заблудиться там невозможно". Мне это вполне удалось, причем первый раз это произошло, когда я еще и до гор не доехала.

Когда я летела из Москвы в Катманду, моей соседкой в самолете оказалась американка из Флориды, которую звали Грейс. По удивительному совпадению через день мы опять оказались вместе, на этот раз в автобусе, направлявшемся в Покхару, главный город Центрального Непала. В Покхаре мы сняли в отеле номер на двоих и на следующее утро собирались вместе доехать на автобусе до места, откуда начинался путь к Аннапурне.

Автобус должен был отойти в семь часов утра. Придя на автостанцию, мы увидели множество автобусов, стоявших, подъезжавших или отъезжавших в самом живописном беспорядке. Среди них бегали с вещами, издавая оживленные возгласы, местные жители. Каких-либо указателей видно не было.

Мы принялись расспрашивать местных, и двое из них указали нам на автобус, направлявшийся в нужном нам направлении. Грейс в этом не была уверена, а я решила спросить у шофера: уж он-то знает, куда едет, тем более, что он уже сидел за рулем, готовый к отправлению. На мой вопрос, идет ли этот автобус до Биретханти, шофер, немного подумав, ответил "Йес". Я убедила Грейс, что это тот самый автобус, который нам нужен, и мы в него сели.

Мы проехали на этом экспрессе с полчаса, а затем по рядам пошел парень, взимавший плату за проезд, и тут выяснилось, что автобус этот идет в заповедник Читван, иначе говоря, в настоящий момент вовсю катит на восток, тогда как нам надо - на запад.

Конечно, мы вылезли в первом же селении, но положение наше было незавидное. За эти полчаса мы успели отъехать от туристского центра, каким является Покхара, и въехать в непальскую глубинку, куда туристы никогда не попадают, а потому там нет и такси, и вообще выбраться оттуда можно было только на местном автобусе, который, хотя и не часто, но ходил. Наш автобус на Биретханти к этому времени из Покхары уже ушел, а следующий шел через сутки.

Свои переживания в этот момент я даже не берусь описать. Конечно, я бы огорчилась, если бы это случилось со мной, но так "подставить" совершенно постороннего человека! Я была просто в шоке.

Грейс держалась достойно. Она ни словом меня не упрекнула, а принялась быстро и деловито собирать информацию - как добраться до Покхары и дальше - до Биретханти. Она спросила, согласна ли я войти в долю, чтобы в Покхаре взять такси; я же была готова оплатить любое транспортное средство - от рикши до вертолета, лишь бы выйти из дурацкого положения, в которое мы попали по моей вине.

Наконец, появился местный автобус. Мало того, что он был битком набит местными жителями, везшими на базар свой товар, включая всяческую живность, он двигался со скоростью катафалка, так что до Покхары мы добрались только к десяти часам утра. И тут судьба нам улыбнулась. Автобусов, конечно, уже не было, но посреди пустой автостанции стоял открытый пикап, который вот-вот должен был отправиться в нужном нам направлении. В нем уже сидели на рюкзаках: влюбленная парочка из Новой Зеландии, еврей из Израиля, двое французов и один австралиец. Только нас и не хватало. По дороге подсели еще несколько туристов, причем поскольку места в кузове уже не было, некоторые ехали на крыше кабины водителя.

Пикап шел намного быстрее упущенного нами автобуса, так что в целом мы потеряли не так уж много времени. Но я получила хороший урок. Во-первых, после этого, разъезжая по стране, я каждый раз опрашивала человек двадцать, включая полицейских и всех попадавшихся мне должностных лиц, чтобы, убедиться, что это именно тот автобус, который мне нужен.

Второй вывод был еще важнее. Прежде чем пускаться в путешествие по Непалу, мне следовало внимательно прочесть вводную часть путеводителя - о нравах и обычаях местных жителей. Тогда я бы с самого начала знала, что непальцы по натуре очень благожелательны и не любят огорчать или разочаровывать собеседника, поэтому на любой общий вопрос они всегда отвечают утвердительно. Мне не следовало спрашивать, идет ли автобус в Биретханти, а надо было спросить, куда идет этот автобус. Конечно, я сама была виновата, но уж после этого я не задала в Непале ни одного вопроса, который не начинался бы словами "куда", "где" и "как".

Пикап остановился. Мои попутчики задержались у придорожной закусочной, а я перешла по мосту через реку, пересекла Биретханти и вступила на ту самую, дорогу, о которой мне говорил Владимир Башкиров.

Начался мой первый поход по Гималаям.

Эта дорога проходит через селения и обычно является их главной и единственной улицей. Однако в некоторых селениях от этой основной дороги отходят один-два проулка, ведущие иногда в хлев, иногда - на местную помойку, а то и просто никуда. Когда такие ответвления мне попадались, я сворачивала на них неизменно. В этих случаях непальские дети (их много, и все они постоянно находятся на улице) принимались мне свистеть, кричать и махать руками, показывая, куда надо идти. Но было бы удивительно, если бы я ограничилась только этим.

Вначале я каждый вечер добросовестно выписывала из путеводителя описание маршрута, который мне предстояло пройти на следующий день. Потом я решила, что в этом нет особого смысла, поскольку, во-первых, дорога четко обозначена, а, во-вторых, по ней идет масса всякого народа (туристы, местные жители, караваны в Тибет, паломники из южной Индии и прочие), так что всегда есть, у кого справиться.

В тот день, о котором идет речь, я рассчитывала, стартовав из селения Калопани, не только дойти до маленького городка Джомсом (как предлагалось в путеводителе), но и пройти немного дальше. Накануне я начала было читать описание этой части маршрута, но вскоре потеряла к этому интерес. Увидев, что в путеводителе дается описание пути как по правому, так и по левому берегу реки, я поняла, что мне не о чем беспокоиться - в такой ситуации заблудиться просто невозможно при всем желании (между прочим, у меня такого желания, не бывает никогда).

Утром я бодро тронулась в путь и шла по правой стороне реки несколько часов, пока не спохватилась, что мне давно уже никто не встречается. Это было странно. До этого тропа шла в лесу, но как раз в этот момент она спустилась к реке, и, к немалому своему удивлению, я увидела оживленное движение - как вверх, так и вниз - на противоположной стороне реки. Очевидно, в какой-то момент надо было перейти с правого берега на левый, и я этот момент пропустила, поскольку тропа шла в лесу, откуда моста я видеть не могла (а описание я до этого места не дочитала). На моем берегу дальше пути, похоже, вообще не было.

Я сняла рюкзак, достала из него пару мандаринов и пока их ела, сидя на камне, обдумывала сложившуюся ситуацию. Возвращаться не хотелось (у меня и так времени было в обрез), но другого выхода не было видно. И тут я услышала звон колокольчиков, означавший, что неподалеку идет караван. И точно: вслед за мной из леса вышли с десяток ослов с двумя погонщиками - подростками лет пятнадцати-шестнадцати. Шли они быстро, причем направлялись не ко мне, а левее - к реке, точнее к ее основному руслу, которое в это время года занимало лишь сравнительно небольшую часть очень широкой каменистой поймы.

Я вскочила и с рюкзаком в руках бросилась им наперерез. Первое препятствие - один из рукавов реки я и один из этих юношей преодолели вброд, предварительно разувшись, а другой (видимо, главный) - верхом на осле.

Вода в этой речке была очень холодная, а камни острые, но это меня не волновало. А вот что будет дальше? Ведь теперь перед нами была сама Кали-Гандаки, которую вброд не перейдешь. Пока мы с этим малым обувались, караван с другим погонщиком продолжал идти, и очень быстро, и уже приближался к реке. Мы бросились их догонять, причем непалец бежал впереди (еще бы, налегке!) и подбадривал меня возгласами "кам он, кам он!", иначе, говоря, предлагал мне поторопиться. Но меня не надо было уговаривать, я и так бежала изо всех сил. У самой воды этот же парень забрал у меня рюкзак, указал мне ишака, на котором я должна была переправляться и помог мне устроиться на нем попрочнее. После чего вся компания, как по свистку, ринулась в воду. Река в том месте, где мы находились, моему ишаку чем-то не понравилась, он понюхал воду и вошел в реку немного левее. При этом я чуть не съехала ему на голову.

Переправляться на таком маленьком ишаке через такую большую горную реку было страшновато, вода вокруг бурлила, течение было очень быстрое, и, вообще говоря, мне следовало думать только о том, чтобы не утонуть. Я же все время беспокоилась о своем рюкзаке - как бы этот юнец не уронил его в воду (со всеми моими деньгами, документами и обратным билетом). Кроме того, было очень интересно наблюдать, как забавно ослы переходят горную реку - как одна слаженная команда. Они совершенно одинаково перемещались вверх по течению и очень синхронно переставляли свои тоненькие ножки.

На берегу я, преисполненная благодарности к своим спасителям, вознаградила их сотней рупий (два доллара), и они, пораженные моей щедростью, предложили, чтобы я и дальше ехала на осле, уже по суше, или хотя бы погрузила на него свой рюкзак. Я отказалась, и мы расстались, довольные друг другом.

В ту первую поездку в Непал я уже больше нигде не сбивалась с пути, если не считать самого последнего дня, когда, направляясь к городу Баглунг (где я должна была сесть на автобус, чтобы вернуться в столицу) и идя по дороге вместе с десятками других людей, направлявшихся туда же, я оказалась в чьем-то огороде. Хозяева очень удивились, увидев меня; я удивилась еще больше. В результате мне пришлось, пробравшись через грядки, у них на глазах перелезть с рюкзаком через довольно высокую изгородь, чтобы вернуться на дорогу.

Моя первая поездка в Непал была очень короткой: она продолжалась всего две недели. Зато на следующий год в моем распоряжении оказался целый месяц, и открылось обширное поле деятельности.

Неделю я потратила на путешествие по Тибету, которое само по себе было очень интересным, но к моему повествованию отношения не имеет: по Тибету мы путешествовали вчетвером (солидная итальянская чета, студент-медик из Квебека и я), ни одной минуты я там не оставалась без присмотра, так что заблудиться хоть как-нибудь у меня просто не было физической возможности. Зато когда после возвращения из Тибета в Непал я, уже в одиночку, отправилась в относительно малопосещаемый район Лангтанг, все пошло привычным образом.

До исходной точки маршрута из столицы надо было добираться на автобусе. После пяти часов езды наш автобус остановился в довольно крупном селении, и все стали выходить. Я решила, что мы уже приехали, взяла рюкзак и пошла искать указанную в путеводителе тропу. Мы находились в самом центре селения, всяких дорожек там было много, и я решила уточнить: стала спрашивать у местных жителей, где тропа на Сиабру. Они при этом как-то странно на меня смотрели и ничего не отвечали, и я подумала, что они не понимают по-английски. Но нашелся один, который внимательно меня выслушал и сказал, что лучше всего поехать на автобусе. Оказалось, что до нужного мне места еще пять часов езды, и хороша бы я была, если бы за это время мой автобус ушел - следующий шел через сутки. Стала понятной и реакция местных жителей: мой вопрос для них звучал так же странно, как если бы в Москве кто-то, бегая по Кузьминкам, спрашивал, как пройти к Кремлю.

На следующий день, согласно путеводителю, следовало сначала идти по автомобильной дороге, пройти тамангскую деревню, через сто метров после деревни пересечь ручей, после чего, сойдя с дороги, подняться по крутой тропе к зданию школы. Дальше был один-единственный путь, без вариантов.

Что сделала я? Не дойдя ни до какой деревни, уж не говоря о ручье и школе, и увидев неявно выраженную тропинку, круто уходящую вправо вверх по склону, я тут же по ней пошла. Я поднималась все выше и выше, автомобильная дорога виднелась уже далеко внизу, а я продолжала лезть вверх.

Через какое-то время мне стало ясно, что, конечно, я иду не по описанию, но поскольку общее направление было правильным, я подумала, что, может быть, мне удастся придти в Сиабру другим путем, более коротким, хотя, возможно, и более трудным. К этому моменту я поднялась уже довольно высоко и решила, что имеет смысл подняться еще, чтобы дойти до самого верха, а уж там будет видно.

Как обычно и бывает, крутизна по мере подъема возрастала, но поскольку на склоне росло много деревьев, это не было очень заметно. Лезть становилось все трудней, но я решила дойти до логического конца. Вскоре я до него дошла.

Логический конец представлял собой отвесные скалы, один вид которых мгновенно убедил меня, что мне здесь делать нечего, надо немедленно спускаться. Тут-то и началось самое интересное.

Каждый, кто хоть раз лазил по крутым местам (неважно, было ли это в горах Кавказа, на красноярских Столбах или на прибрежных скалах Кара-Дага в Крыму), мог почувствовать, что спускаться трудней, чем подниматься. Мне это было прекрасно известно - просто, когда я лезла вверх, я не думала, что придется возвращаться. Но пришлось.

И это оказалось настолько сложным, что мне потребовался весь мой богатый альпинистский опыт. Более того, в некоторых местах я была вынуждена спускаться так, как не спускалась до этого ни разу в жизни: я сползала по очень крутому травянистому склону, хватаясь за траву, за кусты и вообще за все, за что только можно было ухватиться (чего, по альпинистским правилам, делать не следует).

Конечно, такой трудной была только самая верхняя часть, но там было, действительно, очень непросто. В какой-то момент, глядя вниз и обдумывая, выйти ли мне на скалы или держаться от них подальше, я даже сказала, и не про себя, а вслух: "Как же мне отсюда выбраться?"

Затем пошло полегче, а спустя некоторое время я вышла на тропинку, которая шла в лесу параллельно автомобильной дороге, а потом к ней спустилась, и, потеряв три часа, я опять оказалась на той же дороге, по которой стартовала утром. По ней я дошла и до деревни, и до ручья, а, поднявшись метров на сто, нагнала туристов, ночевавших в той же гостинице, что и я. Когда я уходила в семь утра, некоторые из них только вставали, а другие спускались к завтраку.

Мое появление их безмерно удивило. Они видели, как я уходила рано утром, и не могли понять, где я могла быть все это время, потому что на этом участке дороги деться просто некуда: слева река, справа крутой, покрытый лесом склон.

Накануне за ужином я с ними общалась, и они знали, что я из России. Пришлось рассказать о своих похождениях, причем я не скрыла, что оказалась в тупике и спустилась с большим трудом. Правда, я сказала, что поднялась туда в надежде найти альтернативный путь, тогда как на самом деле в тот момент, когда я сошла с дороги и полезла вбок, ни о каком альтернативном пути я и думать не думала.

Один из моих собеседников - не очень молодой австралиец - предположил, что у меня характер исследователя. Интересно, что бы он сказал, признайся я, что понятия не имею, зачем я туда полезла? Но я не призналась - я не хотела, чтобы мои случайные попутчики плохо думали о русских.

Между прочим, в глубине души я продолжала верить, что этот другой путь все-таки существует, просто я не смогла его найти. И несколько месяцев спустя, в Москве, перелистывая путеводитель по Непалу, я нашла этому подтверждение. Да, такой путь существует, и чтобы им воспользоваться, следует свернуть с автомобильной дороги еще раньше, чем это сделала я. А вот и описание этого маршрута: "После первого водопада идти прямо вверх по почти вертикальной расщелине в скале рядом с потоком".

То-то, идя по этой дороге, я не заметила там очереди - из желающих пройти более коротким путем...

Мое путешествие по Лангтангу прошло вполне благополучно, а под конец мне пришла в голову мысль вернуться в Катманду по новому для меня маршруту. Для этого надо было пройти через перевал высотой 4600 метров, который, судя по описанию в путеводителе, был несложным.

Выйти к этому перевалу можно было двумя путями: более простым, но более длинным и нудным, или идти напрямик, через рододендроновые леса. Я, разумеется, выбрала второй вариант, хотя местные жители уверяли меня, что так никто не ходит. И тут - нечастый случай - во мне проснулось благоразумие, и я решила, что мне нужен проводник.

Точнее говоря, мне требовался не классический гид из тех, которые сопровождают людей, впервые попавших в горы, и услуги которых стоят дорого, и не носильщик, поскольку свой рюкзак я несла сама; меня устроил бы любой человек, знавший этот путь, хоть подросток, и местный проводник, с которым я это обсуждала, за умеренную плату мне такого нашел.

Мы поднимались часов шесть. Пейзажи были один красивее другого, погода прекрасная, и на протяжении всего пути мы не встретили ни души. К нужному мне месту мы вышли абсолютно точно.

Весь дальнейший путь представлялся очевидным, и я уже не думала, что у меня могут возникнуть какие-то проблемы, тем более, что до конца моего пребывания в Непале оставалось меньше недели. Получилось не совсем так. Был уже самый конец ноября, почти зима; сезон фактически кончился, и неудивительно, что по ту сторону перевала я оказалась в одиночестве.

До селения Тхаре Пати, расположенного на высоте 3500 метров, по описанию, было три часа хода. Тропа почти все время шла в лесу, но иногда она выходила на небольшие морены. Сами по себе эти камни никаких трудностей не представляли, и все было бы нормально, если бы вдруг не пошел снег. Он валил густыми хлопьями, и вскоре тропы не стало видно. В лесу, хоть и под снегом, тропу было угадать несложно, но на камнях дальнейший путь был совершенно не ясен: то ли прямо, то ли вверх, то ли еще куда.

Поскольку и туристов, и местных жителей в этом районе проходит относительно немного, тропа там не очень натоптанная; к тому же, никто не бросает ни консервных банок, ни пачек из-под сигарет, словом, там не видно никаких следов цивилизации, которые могли бы мне подсказать, что я на правильном пути. Я шла уже три часа, и уверенности, что я нигде не сбилась, у меня не было. А после того, как я пересекла широкую осыпь, на которой, естественно, не было никаких следов, я забеспокоилась всерьез: может, я уже ушла в сторону? На километры вокруг никакого жилья, и что мне делать под этим снегом? Может, стоит вернуться, пока мои следы не совсем замело?

В этот момент я подняла голову, посмотрела вверх и высоко на склоне, сквозь пелену снега и мглу, увидела едва различимые очертания каких-то строений. Это было селение Тхаре Пати, к которому я, в таких сложных условиях, вышла, как по ниточке.