С волнением въехал я в маленький городок на холмах. Обычный вроде бы американский городок. Но вот бросился в глаза такой знакомый православный крест на маленькой дощатой церкви. И дома окружены хоть и не заборами, а как бы зеленой изгородью — плотными зарослями акации. Вдруг бросились в глаза открытые двери чего-то вроде склада. Внутри что-то делали несколько человек. Я остановился, неуверенно подошел к двери. Внутри три человека... сдавали бутылки. Целые ящики маленьких пивных бутылочек. Я неуверенно сказал:

— Хай.

— Хай, — нестройно ответили мне, и один из людей, молодой человек лет двадцати пяти со свисающими вниз усами, подошел ко мне:

— Что мы можем сделать для вас? — сказал он обычную стандартную фразу.

— Я и сам еще не знаю... Скажите, а в этом городе действительно живут в основном русские? — спросил я.

— Да, это действительно так, А вы ищете кого-нибудь?

— Да нет. Никого не ищу. Просто ехал мимо и решил посмотреть, как выглядит русский городок в Америке. Ведь я тоже русский!

— О! — удивился молодой человек и посмотрел на меня внимательнее.

— Вы умеете говорить по-русски? — спросил он вдруг на чистом русском языке.

— Конечно, — ответил по-русски и я. Дальше мы уже говорили по-русски.

— Послушайте, дяденька, — сказал вдруг мой собеседник: — Хотите поговорить с моей бабушкой? Мне кажется, она обрадуется. Подождите минут пять, я только сдам бутылки, и мы поедем.

Потом парень посадил в машину маленькую, лет трех, девочку и потихоньку, чтобы я не отстал, поехал вперед. Мы остановились на лужке рядом с большим белым двухэтажным домом. На лужке в беспорядке, под углом друг к другу, стояли три автомобиля. Мы вылезли из машин, девочка побежала к молодой женщине, спускавшейся с крыльца, а парень пошел к палисаднику перед домом. «Бабушка!» — позвал парень по-русски. Через минуту ко мне подошла плотная, крестьянского вида и неопределенного возраста женщина. «Здравствуйте», — настороженно сказала она, вытирая руки о передник. «Здравствуйте!» — И я стал быстро говорить о том, что я узнал об этом городке и мне очень захотелось посмотреть на него, что я всего месяц с небольшим как из Москвы и через четыре месяца возвращаюсь обратно в СССР.

— О господи, да что же мы стоим-то тут, пожалуйте в хату! — запричитала женщина. — Лена, к нам гости из Москвы! — крикнула она кому-то громко, и мы войти в то, что она звала хатой. Я увидел большую кухню с широким столом у окна, покрытым обыкновенной «московской» клеенкой. Женщина, не переставая говорить, повела меня дальше. А дальше была большая, заставленная диванами, стульями, тумбочками и кадушками с цветами комната. И кругом какие-то подушечки и белые самодельные кружевные салфеточки и покрывала.

— Я Надежда... Зовите меня Надежда! — И она с гордостью принялась рассказывать мне, как в 1976 году они с мужем оформили все документы и целый месяц провели на родине, в городке Шахты, рядом с Донецком. Там они жили до войны, а потом были угнаны в Германию и оттуда попали в США.

— Ванюшка! Принеси коробку конфет, которую мне подарили на прощание, — и через минуту усатый американец Ванюшка уже осторожно нес затертую от частых показов коробку. Коробку дешевых облитых шоколадом конфет. А Надежда уже расщедрившись предлагала мне попробовать настоящих русских конфет:

— Они только подсохли немного с семьдесят шестого года, но все равно вкусные.

— Нет, спасибо, я не хочу. А хотите, я вам подарю кусок московского туалетного мыла? — сказал я вдруг, поддавшись настроению Надежды и Ванюшки, который осторожно заворачивал конфеты в пластик. Я принес из машины еще не початый, в фирменной упаковке, кусок мыла. Надежда взяла его, понюхала. Сказала: «Хорошо пахнет», — и передала Ванюшке. Тот тоже долго нюхал: «Хорошо пахнет, лучше, чем здешнее!»

— Хотите кушать? Я могу угостить вас настоящим украинским борщом... — сказала вдруг Надежда... Конечно, я согласился, и появились большие русские глубокие тарелки, горшок со сметаной, чеснок. Пришел к столу и Ваня, а за ним и его мать, Лена, дочь Надежды. Я ел и рассказывал о том, что еще три года назад я обещал приехать сюда девушке Нине из Ганновера. Она говорила, что у нее здесь, «в хате по-над горой», живет бабушка.

— Так я же и есть ее бабушка! Совпадение показалось невероятным. Вот так встретить на улице первого попавшегося — и прямо в точку: брат той Нины-Нэнси. Я с трудом верил самому себе, а они, по-моему, перестали даже верить, как-то сразу охладели, а потом Лена сказала суховато:

— А хотите поговорить с Ниной, она сейчас живет с мужем в Северной Каролине и не работает?

Каково же было их изумление, и мое тоже, когда уже через минуту я разговаривал с Ниной. После этого все сомнения рассеялись. Привели из сада и мужа Лены. Он, правда, ни слова не понимал по-русски, но откликался на имя Вова. «Он у нас хороший, — говорила Надежда. — Хороший муж, хороший отец для Вани и Нины. И в церковь с нами ходит. Он ведь принял православную религию, и мы ему дали новое имя Владимир, а не какое-нибудь там ихное». Американец Вова понимал, что говорят о нем, и улыбался.

Но я уже чувствовал, что пора ехать дальше.

— Мы тебе покажем черные дороги*** через горы, по которым ты доедешь за два часа вместо четырех по главным, — сказали мне хозяева.

Но, чем подробнее мне чертили планы, как ехать, тем яснее становилось и мне, и моим хозяевам, что я заблужусь на первых же трех десятках миль. Наконец Вова решительно сказал:

— Уберите из сада инструмент. Я вряд ли сегодня буду работать. Я поеду показывать Игорю дорогу. Ты просто езжай за мной, и я выведу тебя на место, откуда нельзя заблудиться. — И пошел заводить машину.

— Я поеду с тобой, отец — сказал Ванюшка и пошел с девочкой на руках в ту же машину.

— Возьмите и нас! — крикнула в окно Лена и вместе с женой Вани пошла к той же машине.

— А меня куда же? — растерянно сказала Надежда. — Ведь я тоже хочу проводить Игоря. Тогда я поеду с ним.

Целый час вел меня Вова по путаным дорогам, пока вдруг не остановился на обочине:

— Теперь не собьетесь. Счастливого пути! Приезжайте...

Надежда, перекрестив меня и прослезившись, пересела к ним, они лихо развернулись и покатили к себе в Ричмонд, а я взял курс на Ганновер. Приближалась ночь, а мне еще надо было пересечь горы.