Свободный туризм. Материалы.
ГлавнаяПриглашаю/пойду в походПоходыСнаряжениеМатериалыПутеводителиЛитератураПовествованияЮФорумНаписать нам
Фото
  Литература     Восьмитысячники     Антарктида     Россия     Беллетристика  


Аннотация

СНОВА ТРУБИТ ТРУБА

Развилка дорог

Специальность - гляциология

Неожиданный звонок

Еду к американцам

Дорога ведет в Карачи

В итальянском "Дугласе"

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА МАК-МЕРДО, СЕР»

Первые американцы

В Крайстчерче

Штаб операции "Глубокий холод"

Перелет в Мак-Мердо

Первый день новой Антарктиды

"Добро пожаловать на Мак-Мердо, сэр!"

На Южном полюсе

Обратно в Мак-Мердо

НАЧАЛО ЗИМОВКИ НА ОСТРОВЕ РОССА

Железнодорожный вагон и горная хижина

Знакомство с Мак-Мердо

"Куда садиться, Игор?"

"Полевой ассистент" Дейв Кук

Рыбацкий дом

Офицерская кают-компания

Русский класс

Баллада о флагах

Научная группа Мак-Мердо

ЗИМА ГОДА СПОКОЙНОГО СОЛНЦА

День зимнего солнцестояния

Чифы

НА ЗЕМЛЕ ВИКТОРИИ

Тайна горячего котла

Метеориты Антарктиды

Загадки островов Дейли

"Le Roi est mort. Vive le Roi!"

Фотографии-1

Фотографии-2

Год у американских полярников - И.А. Зотиков

Русский класс

Еще до начала зимовки многие незнакомые мне люди подходили и спрашивали, когда начнет работать "русский класс". Да и в Москве еще те, кто уже зимовал среди американцев, говорили мне, что я должен быть готов к тому, чтобы вести преподавание русского, что преподаванием языка занимаются все зимующие здесь обменные ученые. Поэтому еще в Москве я накупил учебников по русскому языку для иностранных студентов. Да и на Мак-Мердо нашлось несколько книг такого типа.

И вот наступил день, когда и по радио, и в специальном "меморандуме", расклеенном во всех общественных местах, было объявлено, что по понедельникам и четвергам с семи до девяти вечера в помещении клуба русский ученый Игор Зотиков будет вести кружок русского языка для всех желающих.

В течение всей недели мне звонили, останавливали меня на улице самые разные люди, просили их записать, застенчиво спрашивали, очень ли труден русский, можно ли прийти тому, кто не кончил колледж, и т. д.

Я тоже волновался. Составил подробный план первого занятия, написал вводную лекцию. Как я и ожидал, на первое занятие пришло огромное количество народа: почти все офицеры, много матросов и ученых: пришли даже новозеландские ученые с новозеландской станции База Скотта.

На первом занятии я немного рассказал о Советском Союзе и сразу приступил к конкретным вещам: - алфавиту, первым, самым простым словам. Задал я и домашнее задание. Я уже начал было беспокоиться, что класс очень большой, но на второе занятие пришло лишь человек пятнадцать. Многие надеялись, что у русского можно научиться языку легко и не работая дома, но когда они поняли, что любое изучение иностранного языка - это тяжелая работа, то "убоялись премудрости". Зато оставшиеся прозанимались весь год и кое-чему научились.

За одним из первых столов сидели три усатых и бородатых здоровяка в свежепостиранных и отглаженных зеленых рубашках. На отворотах отложных воротничков рубашек маленькие блестящие бронзовые якорьки, говорящие о том, что они "чиф-петти-офисерс", то есть старшие из младших офицеров. На груди у каждого с одной стороны черная, отпечатанная несмываемой краской надпись "Нэви", ставшая мне уже столь знакомой. Все они были уже не молоды, лет сорока. В середине этой группы был начальник электростанции Мак-Мердо Габрилик. Он был моим лучшим учеником в классе, хотя чувствовалось, что учение давалось ему нелегко. Когда, встав, он отвечал на вопросы домашнего задания, толстая шея и лицо его наливались кровью, казалось, он лопнет сейчас от избытка знаний, скопившихся внутри, но заткнутых какой-то невидимой пробкой. Потом пробка вдруг открывалась, и он начинал говорить. Однажды после урока, когда почти все уже разошлись, он подошел ко мне, натужился весь, как на уроке, и вдруг произнес фразу, которую я сначала не понял, только потом дошло: он же говорит по-украински: "Ты приходь, приходь до мене на пауэр плант***, я там роблю", - повторял Габрилик, расстроенный тем, что я не понимаю фразы, которую он так готовил.

Потом я часто бывал в его просторном и чистом кабинете здания электростанции, где громыхали, давая энергию, огромные судовые дизели. Мы пили кофе, беседовали. Родители Эда выросли в маленьком шахтерском городке в штате Пенсильвания. Его дед и бабушка приехали в Америку откуда-то из-под Львова. Отец Эда был машинистом на железной дороге и умер уже давно. У самого у него нет семьи, есть только мать ("мамо", называет он ее) и брат. Брат много старше, и он перенял от отца много украинских слов и обычаев, а Эд не успел.

Я не замечал в моем разговоре по-английски ничего необычного, кроме того, что мой язык был плохой, а Эд замечал. Он иногда вдруг обрывал меня и кричал в восторге:

- Так же говорил мой брат! Или:

- Так же делает и мой брат!

Эд хорошо играет на аккордеоне. Он говорит, что четыре раза смотрел, американский фильм "Война и мир", чтобы лучше научиться играть на аккордеоне русские пляски.

- А как называется твой городок? - спросил я как-то невзначай.

- Тамбов, - ответил так же безразлично Эд.

- Слушай, Эд, так мы же с тобой почти земляки, - пошутил я. - Мои родители тоже из-под Тамбова, только это в середине России.

- А я-то думал, что Тамбов - индейское название местности, - удивился и обрадовался Эд.

Эд служит во флоте уже семнадцать лет, обошел не раз весь свет. Последние годы он командовал дизельным хозяйством на разных кораблях.

- Ты знаешь, Игор, ведь после зимовки в Антарктиде каждый из нас, моряков, получает право выбора нового места службы на ближайшие два года. Я попрошусь куда-нибудь на берег, но за границу, "за море": в Европу или Японию. После двухлетней службы "за морем" я опять буду иметь право на выбор нового места службы по своему усмотрению. Вот тогда уж я попрошусь домой, в Америку, и тоже обязательно на берег. И, не дослужив этого последнего срока, уйду в отставку на полную пенсию, потому что к этому времени я уже прослужу во флоте двадцать лет.

Он помолчал, а потом продолжал мечтательно:

- Я хотел бы быть учителем. Учить детей, например, географии. Я ведь везде был сам. А еще, Игор, я хочу жениться, - застенчиво краснея говорит Эд. - И чтобы дети были. Мама и брат тоже об этом просят. Подожди, я покажу тебе фотографию своих родителей и брата.

Много лет прошло с тех пор. Эд действительно впоследствии ушел в отставку, вернулся к себе в родную Пенсильванию и через некоторое время женился. Но учительствовать ему не пришлось. После двадцати лет службы во флоте это было не так уж просто.

Вторым из трех богатырей был товарищ Эда по службе, чиф Харланд Войт. Обычно после занятий в классе и продолжавшихся еще долго бесед и вопросов, где-то уже часов в десять вечера я шел в кают-компанию, чтобы выпить чашечку кофе. Приходили туда и Эд с Харландом. Они жили в домике рядом с кают-компанией, и наш "кофе" затягивался до полуночи.

Усатый, но без бороды, в очках, Харланд Войт был моложе Эда, ему было тридцать четыре. Три года назад Харланд женился. Он показывает фотографию жены. Жена его Шилла, полная женщина, по виду и по рассказам с крутым нравом, работает медсестрой в городке Адвентура около Сан-Франциско. Есть у них и дочка. Ее зовут Хайди, но Эд окрестил ее Блинки. Глагол "ту блинк" означает "мигать", "моргать", поэтому Блинки значит Моргалочка.

Потомок шведских переселенцев, Харланд вступил в военно-морской флот ("нэви") двенадцать лет назад. По глупости, как говорит он. Он жил у моря, любил его. С детства рыбачил, чтобы подрабатывать денег, копил на учебу. Но жизни без моря не представлял. А потом кто-то уговорил его вступить в "нэви". Он думал, что будет тогда все время с морем, подзаработает денег и в будущем бросит службу, купит маленькую яхту и отправится плавать по свету. Но Харланд за первые десять лет службы не успел скопить денег на яхту, а потом женился, потом появился ребенок, и сейчас ему уже не до яхты...

Когда мы расходились, я, гордясь своим английским, говорил всем: "Гуд бай!" А Эд желал мне по-русски: "Спи спокойно!"

Часто с нами вместе пил ночной кофе и третий мой студент. Он тоже был швед по происхождению и звали его тоже Харланд, а официально - Харланд Хадсон. Он был "радиомэн", один из хозяев радиостанции Мак-Мердо. Через его руки прошли почти все мои телеграммы домой и из дома. Он не был обязан сообщать мне немедленно, когда получал телеграмму для меня. Официальный путь телеграммы от радиооператора до моего почтового ящика занимал несколько часов или ночь. Но Харланд и его сменщик, с которым он меня познакомил, длинный, молчаливый и улыбчивый матрос, негр Джозеф Робинсон, или просто Робби, из Сан-Луи всегда старались разыскать меня по телефону и сообщить новость сразу:

- Игор, депеша, зайди получить. Это от Валья (так они звали мою жену).

Или:

- Это от мама...

Как удивительно: по-английски "мама" будет тоже "мама" или "мами" (это чуть как бы ласковее, уменьшительнее). А слово "маза", которому учат детей в наших школах, переводится как холодное, безличное "мать"...

Однажды, отдавая мне телеграмму, Робби дал мне маленький списочек из непонятных мне слов, отпечатанных им на машинке.

- Я не знаю, что это, Робби, - сказал я, возвращая список.

- Как не знаешь? - удивился Робби. - Это же, по-видимому, русские слова, которые ваши радисты из Мирного вставляют между текстами. Ведь в официальном справочнике радиокодов они не значатся.

Я снова всмотрелся в странные сочетания английских букв и понял. Да, это были русские слова: "Пока", "Молодец", "Хорошо", "Повтори", "Привет". Как смеялись радисты, когда я рассказал им что к чему! И уже на другой день, когда я снова зашел на радио, над машинкой телетайпа радиста висел отпечатанный список этих слов и их значений. Через год в Ленинграде наши радисты рассказывали мне, как однажды они были приятно удивлены, когда американцы вдруг начали использовать эти слова в промежутках между официальными текстами.

За одним из столов моего русского класса сидела еще одна компания. Их было четверо: трое сидели всегда вместе, а один - чуть в сторонке. Они разительно отличались от трех первых. Тоже бородатые и усатые, они были одеты в разноцветные, грубые свитера или клетчатые рубашки из толстой шерстяной ткани, в ярких цветов штормовые брюки, в странную, мягкую, но хорошо пригнанную по ногам обувь, в которой можно было идти много километров. Их лица и руки были такие обветренные и загрубелые, а одежда такая "полевая" и рабочая по сравнению с белыми лицами, домашними рубашками и легкой обувью первой троицы! Это были новозеландцы, ученые с новозеландской станции База Скотта, расположенной хоть и недалеко, всего в нескольких милях, но за сложным и опасным перевалом. Им приходится целый час добираться на своем вездеходе.

В отличие от абсолютно неспортивных, набирающих вес и спасающихся от этого только диетой чифов новозеландцы были в прекрасной спортивной форме. Ведь на своей маленькой станции они делали массу тяжелой физической работы, и почти каждый из них был в прошлом знаменитый альпинист или горнолыжник, как, например, вот этот человек с добродушным лицом, круглым из-за пышных рыжих бакенбардов. Это Тревор, учитель физики из маленького местечка Хоки-Тика на жарком и дождливом западном берегу Южного острова. Мои ученики смеются над его постоянным: "А у нас в Хоки-Тика..." И когда мы в классе "прошли" смысл и значение окончания "ский", Тревора стали звать не иначе как Тревор Хокитикский.

Особую роль в классе играл тот новозеландец, который сидел в стороне. Его звали Джек Калверт. Высокий и худой, очень черный и похожий на француза из-за своей бородки кардинала Ришелье, Джек был одним из лучших учеников класса, но на уроках всех смешил. Например, по плану урока мы представляли себе, что всем классом приезжаем в Москву и со мной как бы с прохожим должны начать разговор.

Предлагаю начать Джеку.

- Здравствуйте. - сказал Джек.

- Правильно, ну теперь скажи мне еще что-нибудь, - подбадриваю я его.

Он подумал минуту и сказал:

- Я хочу женщина...

Класс радостно хохочет. Да, с женщинами у нас тут плоховато.

Джеку Калверту было лет тридцать. Года два назад он отправился из Англии в путешествие по странам Азии. Прекрасный фотограф, он думал сделать книгу фотографий о путешествии. Но никому его фотографии оказались не нужны. Когда добрался до Новой Зеландии, то был уже совсем "на мели": ни денег, ни работы. И вот тут случайно ему предложили должность служителя зоопарка. Он должен был на рассвете, пока зоопарк закрыт, кормить зверей и убирать клетки. Джек взялся за эту работу. Потихоньку, для удовольствия он стал фотографировать просыпающихся и кормящихся зверей. Постепенно у него скопилась удивительная по свежести восприятия папка фотографий. Он отнес показать ее в одну из газет, и несколько фотографий напечатали сразу. Потом попросили еще. А через некоторое время Джеку предложили сделать целую серию фотографий об утреннем зоопарке для воскресного приложения к газете, что-то вроде фотодневника "утреннего кормителя зверей". Так Джек неожиданно стал известным и даже любимым фотокорреспондентом одной из газет Новой Зеландии. Когда появилось объявление об отборе кандидатов для участия в зимовке на Базе Скотта, Джек предложил свои услуги как фотограф и "прислуга за все" и был тут же принят. И вот он здесь, в моем русском классе. На память о нем у меня большая фотография нашего класса, которую сделал Джек.

Как во всяком классе, у меня был и последний ученик. Последним был конечно же мой "полевой ассистент" Дейв Кук. Он тоже ходил на все занятия и даже был помощником старосты кружка (вел журнал посещения) но, по-моему, ни разу не учил уроков, сидел всегда на последней парте и отлынивал от ответов. По-видимому, наш класс привлекал его просто как собрание интересных людей.







  
Эх. . . давно это было. . . Берешь фарш (сырой!) размазываешь тонким слоем по противню и в духовку при где то 70 80 градусах. Всякие приправы можно подмешать. Солить нельзя! Да, фарш лучше не магазинный, а самим мясо прокрутить. И лучше через крупную сетку. Сколько времени сушить не могу сказать, это обычно
Кто не видел плато Торрепорреиз, тот не видел Урала! Я не ожидал такого скопления красоты. Плато вытянуто с юга на север, и все пространство усыпано скальными останцами самой причудливой формы. Идя к вершине, отснял три пленки, а на обратном пути уже не мог отыскать отдельные скалы,
В этом разделе дается систематическое описание перевалов Буордахского массива. Все они перенумерованы. Сначала нумеруются перевалы водораздела рек Момы и Люнкидэ с севера на юг, затем перевалы водораздела рек Люнкидэ и Буордаха, также с севера на юг. Авторы
Редактор Расскажите
о своих
походах
••• Плоскогубцы 1 ••• Отвертка 1 ••• Шило 1 ••• Надфиль 1 ••• Напильник 1 ••• Куски ткани х/б К ••• Куски ткани капрон К ••• Иглы К ••• Наперсток 1 ••• Булавка английская К ••• Нитки х/б К ••• Нитки капрон К ••• Стропа К ••• Веревочка К ••• Проволочка К ••••• Запасные темные очки 1 ••• Запасное стекло 1 ••• Запасные рукавицы 1 •••
Национальный парк Таганай вблизи города Златоуста влечёт к себе тысячи туристов со всех уголков страны. Едут сюда с целью насладиться неповторимой красотой горных вершин, ощутить суровую девственную природу с завораживающими пейзажами, познакомиться с разнообразием животного и растительного мира, а также прикоснуться к интереснейшей истории и ещё
Восхождения, совершаемые в порядке активного отдыха, могут проводиться в рамках АМ или самостоятельными группами альпинистов. Руководство АМ имеет право с учетом сложности маршрута и подготовки выпустить такую группу и принять у нее контрольный срок. При этом АМ несет ответственность


0.047 секунд RW2