С вечера поленились накрыть палатки тентами, пришлось выскакивать и исправлять недоработку ночью под ливнем. После этого отогрелся и так сладко уснул, что не слышал объявления подъема. Проснулся, когда в палатке почти никого не было. На завтрак огромное количество перловой каши со шкварками и подгоревшими грибами. Не представляю, смог ли я употребить хотя бы ложку этого «прелестного» блюда в домашних условиях? Кашу доесть с грехом пополам успели, а вот собираться в дорогу пришлось под дождем.

За 4 перехода зашли в дальний исток Бадьяю и почти поднялись на крутой перевал в долину Малой Лемвы. Путь можно было упростить, если часть высоты набирать по предыдущему истоку. Так прямее, и не пришлось бы корячиться, облезая поверху небольшое ущелье. Весь пятый переход под непрекращающимся холодным дождем искали воду для обеда. К моменту отыскания крохотного родничка среди неоглядной россыпи камней, успели подняться выше нижней кромки облачности и потеряли видимость. Поднялся сильный ветер. Очень странное и малоприятное сочетание — туман и ветер.

Обед на мокром ветродуе состоял из моментально остывшего омлета и больше противостоявшего стихии киселя. Последний, как глоток коньяка, проник в душу и согрел тело. Ненадолго, минут на десять. Надел всю имеющуюся одежду, но все равно трясусь мелкой дрожью.

Послеобеденный отдых на ветру под дождем напоминает жесткий эксперимент по выживанию в экстремальных условиях. Решаем сразу идти на север, боясь очутиться на восточных склонах хребта. Когда местонахождение становится малопонятным, решаю спуститься ниже облачности. Отвратительный спуск по крутым мокрым камням, пересеченным несколькими скальными выходами. Неожиданно оказываемся на берегу крупного горного озера, принадлежащего, судя по всему, бассейну реки Большая Тыкотлова. Итак, мы оказались на восточном склоне, чего собственно и опасались. Ошибка вышла из-за незначитального отклонения от нужного направления, вызванного, возможно, неучетом восточного склонения, достигающего здесь 20 градусов.

Рафинад вызвался дежурить вместо Димы, ссылаясь на сложные погодные условия. И это при том, что под обоими глазами у него синяки, причиной которых является удар лбом о камень при падении на снежнике. Леня попросил составить палатки тандемом и организовал кухню в пространстве между ними. После этого он хладнокровно уселся в этом кубрике и начал готовить составные части сложной смеси для производства торта. Над ним продолжал выть ветер и сеять дождь. Я осторожно намекнул ему, что при такой погоде не грех было бы обойтись и без излишеств.

— Чем хуже погода, тем приятнее побаловаться чем-то вкусненьким, — пояснил он мне, вываливая в смесь горсть изюма.

Я из сочувствия немного походил вокруг, но так замерз, что в конце концов забился в палатку. Переодеться уже не во что. Особенно пострадала наветренная, левая часть тела. Насквозь сырые рубашка, свитер, анорака. Что делать? Анораку и рубаху бросил в ноги. Они не греют. Мокрый свитер одел на голое тело и залез с головой в спальник. Вскоре обнаружил, что лежу в луже. Но, пока тепло. Рядом играют в карты. Слева в преферанс, справа в покер. Задремал.

— Облачность поднимается! — этот крик выводит из забытья.

Вылезаю из палатки, осматриваюсь. Ветер не ослабел, но появилась видимость. Сзади виден мрачный холодный склон. Трудно поверить, что три часа назад мы спустились по нему. Впереди слева появилась вершина Лемваиза, или, по крайней мере, предвершина. После нудного анализа различных вариантов решили немедленно взойти на Лемваиз, а утром продолжать движение и спуститься в долину Большой Тыкотловой.

Поднялись за 55 минут. Вершина — почти идеально ровное плато. В туре лежит записка отважного путешественника-одиночки Николая Александрова из Печоры от 1 сентября 1989 года. Он с 8 августа того года шел сюда от поселка Полярный.

С запада дует сбивающий с ног ветер, невозможно заглянуть вниз, куда круто обрывается плато. На спуске ломается фотоаппарат. Не закрывается шторка. Я в отчаянии. Не могу заснять значительного куска Полярного Урала. Почти всю ночь не сплю от холода и сырости. Наконец, все же засыпаю с чувством странного удовлетворения от никому не нужного восхождения на Лемваиз и горечью из-за фотоаппарата.