Лоцман, Суер да и я, признаться, как-то слегка удивились, что старпом обскакал нас на повороте. Не знаю уж, о чём думали мои приятели, меня же в глубине души интересовало, какие детали у госпожи серебряные. Серебро на золоте, прямо скажу, меня всегда волновало, возбуждало и поднимало. И я даже думал немного ещё выпить и приступить к делу, а тут старпом, да ещё с самыми серьёзными намерениями. И ходит так индюком вокруг барышни, и делает английские развороты, перуанские обиходы.

- А что вы любите на завтрак? - спрашивает. - Овсянку или яйцо?

- Молоко с пирожным!

- Ах! Ах! Парное или снятое?

- Перламутровое!

Короче, через пару минут всем стало ясно, что Лизушка Золотарёва готова вступить в брак с нашим старпомом, и Пахомыч смело мог готовить брачные чертоги, о которых давно уже мечтал.

Князь отвёл нас немного в сторону, чтоб не мешать их церемониям, но я отошёл не совсем, а так, наполовину.

- А это не опасно? - осторожно спрашивал князя Суер-Выер. - Не задавит ли в объятьях в прямом смысле слова?

- Да нет, что вы! - успокаивал князь. - Она же золотая и в постели, всё понимает. Ну, для обычного человека, может, чуть прохладна поначалу, но если этот металл разогреешь - о-го-го!

- Давайте прямо сейчас устроим помолвку! - воскликнул старпом. Он так растерялся, так заторопился, что прямо засуетился. И его, в сущности, можно было понять: и баба хорошая, видно, что добродушная, и груда золота! Чёрт подери! И детали серебряные потом поглядеть! И-эх! Я не то что позавидовал, но к бабам неравнодушен, особенно к золотым. Эх!

Объявили помолвку. Шампанское! Спичи! Соусы! Анахореты в сметане! Я не удержался да и ляпнул:

- Не пойму, что это: любовь к женщине или к золоту?

- Конечно, к женщине, - твёрдо отрубил Пахомыч. - А то, что она - золотая, моя судьбина.

- Ну тогда другое дело, - сказал я. - А то я думаю, на кой старпому столько золота, если он не может им воспользоваться?

- Как то есть? - спросил старпом.

- Но ведь вы не сможете перевести это золото в деньги, ничего не сможете на это золото купить, даже бутылку водки.

- Как то есть? - туго проворотил Пахомыч.

- Ну а так. Вы можете это золото только иметь и на него глядеть. Правильно я думаю, Лизушка?

- И ласкать, - смутилось симпатичное и доверчивое дитя.

- Как же так? - сказал старпом. - Неужели для своего любимого мужа ты не отломишь пальчик?

- Как то есть? - спросила теперь Лиза. - Пальчик?! Отломить?! Какой пальчик?

- Да вот хоть мизинчик.

- Мой мизинчик? Зачем?

- Ну, чтоб жить по-человечески: молоко перламутровое, ананасы, костюм, брюки!

- Боже мой! - воскликнула Лиза. - Я должна отломить пальчик, чтоб ты портки себе, старая галоша, покупал! Ах ты, дерьмо вшивое, проститутка, ведро оцинкованное!

И она уже размахнулась, чтоб дать старпому оплеуху, но я успел крикнуть:

- Стой, Лиза! Стой!

Думаю, что в этот момент я спас старпому жизнь, золотая плюха прикончила бы его на месте.

- Пойдём скорей со мной, Лиза, - нагло сказал я.

Иди, я буду только любоваться.

- А ещё что? - спросила она капризно, вздёрнув губку.

- И ласкать, деточка. Конечно, ещё и ласкать.